Секс-символ (СИ)

В реальность Фернанду вернул дикий визг кузины. Вскочив с дивана, Вирхиния забегала по гостиной и заорала, рыдая и топая ногами. Тётя Фели, оставив Барби одну, утешала дочь.

— Дочка, дорогая, не кричи, ты же ребёночка погубишь!

— Ну и чёрт с ним! — заявила Вирхиния сквозь слёзы, что вызвало у Фэр новый приступ молчаливого хохота. Вот так двуличие! — На кой он мне, если его отец — убийца?! — но она мигом спохватилась и обернулась к Джерри. — Как ты смеешь мне предлагать убить нашего ребёночка? Нашу кровиночку? Ты убийца! Ты мерзавец! А я тебя так люблю! Но раз ты не хочешь быть нормальным папочкой, я тебя заставлю. Я не буду делать аборт, я рожу этого ребёночка и отсужу у тебя половину всего имущества. Ты должен обеспечивать меня и нашу лялечку до конца жизни! И ты не открутишься, подлец! Иуда! Все вы одинаковые, сначала соблазняете, в любви клянётесь, а потом бросаете беременную! Но ребёночек у меня будет, так и знай!

Джерри выражение лица не сменил, а Барби, к удивлению всех, забралась к нему на колени и лизнула в нос. Тётя Фели так и села.

— Молодой человек, не трогайте мою собаку! — воскликнула она, когда Джерри стащил с Барби розовый бант. — Безобразие!

— Бедняжка, и кто додумался сделать из тебя розовую мультяшную пони? — Джерри погладил Барби, она облизала ему ладони. — Руки бы поотрывать тем, кто делает из животных кукол для развлечения.

Хоть Джерри и не обратился конкретно к тёте, она поняла: намёк на неё. А ещё в ней взыграла ревность — Барби была собакой с характером. Она никогда не ласкалась, только кусалась, огрызалась и отворачивалась, хотя и сидела целыми днями на руках у хозяйки, ублажаемая и опекаемая ею. Но к Джерри она полезла сама и обрадовалась, когда с неё сняли бант и взлохматили шерсть.

— Вот неблагодарная! — пропыхтела тётя Фели, схватив Барби. Та, обнажив зубки, тихо рыкнула. — И не рычи! Ты не собака, ты свинья, которая смотрит в лес. Холишь, холишь её, причёски ей делаешь, по дорогим салонам водишь, столько денег тратишь, и вот результат — чужие люди нам милее, чем родная хозяйка.

— Животных надо любить, а не мучить заколочками, завивочками и маникюрчиками, — передразнил Джерри новую манеру Вирхинии говорить уменьшительными словами. — Тогда они ответят взаимностью и не будут рычать.

Тётя гневно на него зыркнула, а Барби уже жевала её плюшевый розовый воротник. Вирхиния скулила и блеяла на все голоса.

— Он предложил мне сделать аборт! Аборт! Какое страшное словечко! Вы только подумайте, люди! — вопила она, как с трибуны. — Да за это казнить мало!

— О, гхош! Хватит орать, мы не на стадионе, — кисло сказал Джерри. — Мне с тобой всё ясно. Но я дам тебе последний шанс. Включи мозг и подумай, стоит ли ломать себе жизнь. Хотя я знаю, этот эмбрион не от меня, я оплачу тебе аборт и мы разойдёмся с миром. В противном случае, ты будешь жалеть о том, что устроила, до конца жизни.

— Не надо мне угрожать! — сжала кулаки Вирхиния. — И не называй мою лялечку эмбрионом! Я не сделаю аборт. Этот ребёночек родится, а ты будешь его содержать и умолять меня о прощении.

— Это твоё окончательное решение?

— Ещё как окончательное!

— О’кей, — Джерри рывком поднялся с кресла. — Потом не говори, что я не предупреждал. Фварвээл! [1]

Он ушёл, и не взглянув на Фэр. Ей, конечно, понравилось, что Джерри не поддался Вирхинии. Мозги у него есть, тут не поспоришь. Но Фернанде было неприятно. То он почти признался ей в любви, то выгнал, обижаясь на мелочи. Клялся, что не обрюхатил её, Фэр, а сам обрюхатил Вирхинию. Может, Вирхиния презерватив проколола? Она на это способна, но Джерри тоже хорош. Говорил же, что тщательно следит за контрацепцией. Врал, значит.

Фернанда не выходила из комнаты до обеда — не желала никого видеть. Но к полудню к ней вломилась Маргарита.

— Фэр, иди скорее сюда! Ты же полицейская! Выгони этого дурака вон! — закричала она, выпучив глаза.

«Джерри что-то устроил Вирхинии, — мелькнула мысль у Фэр, когда она спускалась по лестнице. — Не зря угрожал».

Но она ошиблась. В гостиной стоял Фред, которого Агустина била букетом роз, вопя, что он ломает ей жизнь.

— Убирайся! Убирайся отсюда! Пошёл вон! Я не хочу тебя видеть! Чтоб ты провалился! — горланила девчонка, размахивая букетом.

— Что ты сделал моей внучке, дурачок? — любопытничала тётя Фели. А донья Канделария хрустела из-за угла чипсами. Фред только отмахивался.

— Ты с ума сошла, Агус! Опомнись! Тебе нужно к врачу, — повторял он, а она кричала и кричала.

— Может, хватит тревожить моего ребёночка? — Вирхиния лениво выползла из кухни. В руке она держала огромный бутерброд с колбасой. — Моя лялечка должна слышать только приятненькие звуки и расти, расти-и-и. А мне надо побольше кушать, — и ушла вразвалочку, точно была месяце на девятом.

— Ну-ка убирайся подобру-поздорову! — прошипела Маргарита. — Не знаю, что ты сделал моей дочери, но, видимо, заслужил. Фэр, ты же полицейская, выгони его!

— Фреди, по-моему тебе лучше уйти, — сказала Фернанда, хлопнув его по плечу. — Видишь, они тупые.