Заинтригованная Ада, смягчившись при виде страданий, которые прочла на лице Мириам, пригласила её перекусить с ней на кухне. Потом они отнесли Армеллине чашку бульона и немного отварных овощей – экономка совсем выбилась из сил. Пытаясь сдержать слезы, Мириам нагнулась и, нежно поцеловав покойного в лоб, вложила ему в руку веточку земляничного дерева. Никто из Бертран-Ферреллов даже не подумал заказать букет, поэтому Костантино принёс то, что собрал в саду – сплошь позднецветы: уже отцветающие каллы, веронику, крестовник, астры, крохотные лиловые хризантемы, гроздья жёлтого жасмина – но не посмел притронуться к телу старого доктора и поставил их в вазу на комоде.
Заплаканная и без макияжа, Мириам теперь выглядела на свои сорок четыре и казалась гораздо старше Грации, хотя была её ровесницей. Она старалась сдерживать слезы, но веки все равно покраснели, опухли и это печальное лицо, как удовлетворённо и с некоторым злорадством заметила Ада, больше ничем не напоминало прекрасный образ Химены.
Они отодвинули в угол комнаты два обтянутых кретоном кресла, чтобы не разбудить Армеллину, которая и во сне не покинула своего поста.
– Знаешь, Ада, иногда я думаю, что судьба человека часто зависит от кажущихся незначительными мелких деталей. Тривиальные мелочи – вот что определяет ход нашей жизни. Если бы тем утром я была одета как обычно, возможно, жила бы сейчас в Доноре и была бы достойной матерью семейства, как Грация.
Я никому не рассказывала эту часть истории, слишком уж она жгла меня изнутри. А твой дядя, сама знаешь, был человеком добрым и ласковым, поэтому никогда не спрашивал меня о причинах и деталях моего несчастья, ему достаточно было помочь справиться с последствиями.
Тем летом (а дело было в 1950 году, мне тогда как раз исполнилось пятнадцать) на пляж мы с подругами носили плотные обтягивающие шорты, ужасно тугие: чтобы надеть их, приходилось ложиться на кровать и втягивать живот, иначе молния не сходилась. Талия у них была высокой, почти до груди. А сверху надевали облегающие красно-белые полосатые футболки, как гондольеры, – ну, иногда сине-белые: своего рода униформа, мы тогда любили одеваться одинаково.
Но однажды моя сестра Сперанца сшила мне лёгкий сарафан или, скорее, короткое платье с широкой оборчатой юбкой, которая едва прикрывала белые пляжные шортики из джерси. Ты знаешь, я из сестёр самая младшая. Сперанца, которая как раз увлеклась моделями из журнала Burda, любила шить и одевала меня, как куклу. А меня одежда не волновала. Я закончила пятый класс гимназии, осенью собиралась в лицей. Мне нравилось учиться, я с ума сходила по греческому и латыни, штудировала Платона (знаешь, то издание с головой на обложке?) и пыталась переводить, читала «Исповедь» блаженного Августина. Короче, что говорить, ты сама через это прошла и знаешь, какой упёртой можно быть в этом возрасте. Я была маленькой самонадеянной заучкой, убеждённой, что всё обо всём знаю, но совершенно оторванной от реальной жизни.
Как я уже сказала, на то, как я одета, мне было плевать, и в то утро, чтобы порадовать Сперанцу, я отложила в сторону футболку с шортами и надела новый сарафан.
В те каникулы мы часто ездили на море и даже собирались разок сплавать на яхте в компании ребят постарше, которые почему-то соизволили взять на борт пятнадцатилеток. Я была на седьмом небе – среди взрослых был мой кумир, и один из друзей моего брата Серджо обещал меня с ним познакомить.
Этот самый кумир, моя большая любовь, как мне тогда хотелось думать, был легкомысленным холостяком лет тридцати (вполне ещё молодым человеком, по моему мнению), который очаровывал наших мам безукоризненными манерами, а старших сестёр – прекрасным сложением и шрамом на щеке, придававшим ему вид отчаянный и чуточку таинственный, но в первую очередь необычным цветом глаз – бледно-карих, почти жёлтых. У него, разумеется, было имя, Джанни Доре, но все знали только прозвище, «Золотые глазки». Я была им очарована и тысячу раз воображала себе момент нашей встречи. Он, конечно, сразу же в меня влюбится. О физической близости я тогда не думала – точнее, не знала, что бывают такие желания: может, гормоны ещё не взыграли. Знала, как занимаются сексом, но только в теории: думала, что любовь строится на союзе душ, а все физическое случается только после долгого знакомства и, конечно, после брака. Не забывай, мои родители были ужасно религиозными и воспитывали нас в строгом католическом духе, так что любить я училась по фильмам и сборникам поэзии, где герой с героиней хоть изредка обменивались парой поцелуев.