Выдающееся мастерство, многочисленные заказы, высокие гонорары и престиж, которого Рутилий добился среди духовенства и аристократии, вызвали зависть к нему у довольно посредственного местного художника. Тот не только пользовался любой возможностью, чтобы повредить или уничтожить ещё не представленные заказчику работы соперника, но и обнаружил, что Кортонец вступил в любовные отношения с супругой могущественного и богатого местного аристократа, для которого ранее исполнил алтарный образ.
На фото:
От этой тайной связи родилось двое детей, которых обманутый муж считал своими, хотя мальчик оказался точной копией своего настоящего отца, включая огненный цвет волос. Рутилий Фламмий обожал ребёнка и часто использовал его в качестве модели для написанных им путти[85]
. По собственной беспечности он даже однажды пометил край одежды младенца надписью «На фото:
Когда Рутилий понял, что его соперник-художник, узнав об измене, собирается на него донести, он решил заставить Гвальбеса замолчать навсегда. Именно он столкнул монаха с лесов и не покидал пустынной в это время церкви, пока не удостоверился, что тот действительно мёртв. Затем, опасаясь, что убийство будет раскрыто или что о тайной связи станет известно кому-то ещё, он бросился к берегу и сел на первый попавшийся корабль, направлявший свои паруса к северу. (Здесь мы должны сообщить, что страх оказался необоснованным, ведь смерть его соперника списали на несчастный случай, а в отцовстве двух детей и верности синьоры никто никогда не сомневался, поскольку у неё было множество других детей от законного мужа – по крайней мере, так мы предполагаем.)
Остаток жизни Рутилий Фламмий по прозвищу Кортонец провёл в Нидерландах, часто переезжая между Брюгге, Гентом, Антверпеном и Амстердамом. Он стал подписывать свои работы, но ни одна из них не могла сравниться с его юношескими произведениями. Причиной тому стала привычка художника к выпивке; его рука утратила твёрдость, он постоянно нуждался в деньгах и, как следствие, писал наскоро, настаивая на том, чтобы, вопреки пожеланиям заказчика, изображать всех путти с огненно-рыжими волосами, напоминавшими его собственные, что перевело его в категорию «малозначимых» и «чудаков», к каковым он и отнесён в «Книге о живописцах» Манделя ван Карера. По слухам, Кортонец был тяжело ранен в пьяной драке и скончался, не дожив до пятидесяти.
5
«Какая романтическая история, – подумала Ада. – Интересно, действительно ли всё было именно так, история ведь базируется на исповеди беглого художника... Может, он попросту наврал с три короба».
Правда, в рассказе присутствовали две вполне конкретные детали, правдивость которых она лично наблюдала в Ордале: выбор Химены в качестве модели для всех сделанных в те годы росписей и надпись «
С другой стороны, так ли важно, кто был биологическим отцом ребёнка? Гарсия Феррелл, сознательно или нет, признал его, передал ему своё имя, титул и, вероятно, любил. А теперь, четыре столетия спустя (четыре столетия!), за время которых в альковах предков могло случиться все что угодно, мы будем стыдиться, обижаться, пытаться скрыть грехи, за которые сами не несём ответственности, – это же наше «грязное белье». Эх, Лауретта-Лауретта, почему бы тебе не вспомнить о себе, о своём «грязном белье», обо всей твоей лжи, обо всех кознях, обманах, уловках, интригах твоей беспечной юности, случившихся до того, как ты отказалась от любовных приключений, стёрла этот опыт из памяти и реинкарнировала (здесь я действительно не могу подобрать более подходящего глагола) в одну из самых благопристойных дам донорского высшего света?