Сексуальная жизнь наших предков

Успокоив его и распрощавшись, Ада вышла из квартиры и, даже понимая, что теперь это бессмысленно, всё-таки закрыла дверь на ключ, а только потом вслед за консьержем направилась к лифту.

Пока они спускались на первый этаж, её вдруг осенило: «Машина. Пробитые шины. Нигде не написано, что она моя, но они все-таки как-то узнали об этом и выместили на бедном «мини» злость за то, что не нашли дома ничего ценного? Нет, не сходится. Они явно меня знают. И хотели досадить именно мне».

4

Остаток ночи Ада провела у консьержа. Ей так и не удалось сомкнуть глаз. Разве можно предположить, что воры сочли её достаточно богатой, чтобы вторжение имело смысл? Она вела скромную жизнь, не носила дорогой одежды, а машину купила уже больше семи лет назад. Может, они прознали о наследстве и были ли убеждены, что, уезжая из Доноры, она захватила деньги и драгоценности с собой?

Наутро она сменила замок, но не чувствовала в себе сил остаться в этом доме, который теперь воспринимала не иначе как осквернённым. На пару ночей её приютила Дария: этого времени как раз хватило, чтобы договориться о номере в пансионе, где университет время от времени размещал приезжих лекторов.

Сейчас она и сама чувствовала себя приезжей, нежеланным гостем в городе, куда в возрасте двадцати одного года так упорно стремилась и который привыкла считать своим больше, чем тот, где родилась.

Позвонив Лауретте, она не стала объяснять ей настоящих причин, по которым переехала в пансион, как не сказала и о разрыве с Джулиано, придумав в качестве оправдания напряжённую работу с кое-какими иностранными коллегами, которым на виа дель Олмо просто не хватило бы места.

Джулиано звонил дважды: хотел узнать, отошла ли она от шока или ещё напугана; несколько раз повторил, что очень виноват. Он так и не смог узнать, кто украл ключи: в тот день в конторе кого только не было, сказали ему, и кроме ключей пропало кое-что ценное, включая кинокамеру одного из коллег и кольца, которые секретарша снимала, садясь за печатную машинку. Я тоже сменил замки, добавил он, включая те, что в машине. Ада рассказала о пробитых шинах, но Джулиано не верил, что это могли быть те же люди, которые от злости писали помадой непристойности на зеркале в ванной и пачкали зубной пастой стены.

– Это совпадение. Просто неудачное совпадение, – уверенно заявил он. – Сколько раз такое уже случалось на виа дель Олмо! Тебе совершенно нечего бояться, что кто-то заимел на тебя зуб.

Так прошло два-три дня. Подруги старались ни на минуту не оставлять Аду в одиночестве, так что за стенами университета ей почти не удавалось уединиться даже для того, чтобы подготовиться к лекциям. Учитывая энтузиазм студентов, она предложила каждому из них выбрать миф о метаморфозе, перевести его на итальянский и прокомментировать, пусть даже в свободной форме. И теперь ожидала получить хотя бы полдесятка хороших, самостоятельных работ, в которых студенты проявят свою индивидуальность, что поможет ей адаптировать курс к их потребностям.

С собой в пансион Ада взяла совсем немного вещей, не считая документов и необходимых для подготовки к лекциям книг: вся одежда отправилась в мусорный бак вместе с простынями и одеялами. Ей предстояло полностью обновить гардероб, но сильно тратиться она не собиралась, ограничившись парой спортивных курток, чтобы ходить на работу, и несколькими комплектами хлопкового белья с развала в Монтаньоле. Там же, на лотке с бижутерией, Ада нашла чёрную кожаную ленту-чокер, которую носила на шее, продев в неаполитанское кольцо: после случившегося в квартире разгрома рисковать не хотелось.

Джиневра ещё не звонила ей из Лондона, так что новостей не было, и Ада не знала, начала ли та поиски Эстеллы.

На выходные они с Дарией поехали в Венецию на выставку пейзажистов XIX века, которую подруга сочла полезной для вдохновения на новые trompe-l'œil. Они гуляли по узким улочкам Мерчерии, заглядывали в бутики. «Интересно, почему здесь, в Венеции, можно найти куда более элегантные вещи, чем где-либо ещё?» – восклицала Дария, убедившая подругу купить пальто с необычным вырезом, две блузки и пару обтягивающих брюк. Они вернулись воскресным вечерним поездом, нагруженные пакетами и с опухшими от долгой прогулки ногами.

Когда Ада забирала у портье ключи от номера, тот сообщил:

– Вас спрашивала кузина... секундочку, я записал имя... синьора Досси. Звонила четыре или пять раз – судя по всему, что-то важное.

«Точнее, неприятное», – возмущённо перевела для себя Ада. Что такого могло случиться в Доноре? Первой её реакцией было не звонить, притвориться, что не слышала, развернуться и немедленно уехать обратно в Венецию, не оставив адреса. С неё хватит! Она так устала от несчастий, устала от скорби, от разочарований и нападок! Устала! Всё! Почему её никак не оставят в покое?