Сексуальная жизнь наших предков

Бабушка Санча всеми силами противилась этому решению: английская столица ещё со времён Мэри Квант^[81] и «Битлз» представлялась ей логовом разврата, и она никак не могла понять, как её мать, донна Ада, могла отпустить туда на каникулы Адиту с Лауреттой, тогда подростков (и, в случае с Адой, добиться после этого неплохих результатов в учёбе). А теперь и внучку, в свою очередь, увлекло пение сирен – а всё из-за Танкреди! Лучше бы оставил деньги Романо и Витторио – те всегда найдут, как заработать! Она набросилась на Грацию и зятя с упрёками, напугав и отчасти убедив их. Но времена, когда донна Ада вела успешные боевые действия против желания Адиты поступить в университет, давно прошли. В 1975 году законы поменялись: теперь совершеннолетие наступало в восемнадцать, а Джиневре уже исполнилось девятнадцать, и она могла делать все, что хотела, и доктор Креспи как душеприказчик обязан был выдать ей деньги по первому требованию. Авантюрный дух девушки, во время недавнего пребывания в Болонье, казалось, никак себя не проявлявший, теперь вырвался на свободу, и Джиневра, собрав всю информацию, сдав предварительные экзамены и став, наконец, студенткой, уже паковала чемоданы.

– Только я ещё не купила билеты, тётечка. А поскольку прямых рейсов нет, придётся где-то сделать пересадку. Что скажешь, если я полечу через Болонью и переночую у тебя?

– Буду только рада. Обещаю, на этот раз я не забуду про будильник и встречу тебя в аэропорту вовремя.

Ада действительно обрадовалась, что Джиневра будет учиться в Лондоне, и не просто в Лондоне, а именно в Королевском колледже, который закончили Китс, Вирджиния Вульф, Рёскин и другие интеллектуалы из её личного пантеона, причём на том же факультете, где писала диплом Эстелла. Она посоветовала племяннице отыскать девушку, если на первых порах понадобится помощь: независимо от масштабов университета, выпускников всегда легко отследить через секретариат. А в самом худшем случае Джиневра могла бы справиться о ней у профессора Палевского.

За всё это время Аде так и не удалось узнать адрес Йодиче в Манчестере. Она звонила днём и ночью, уже не боясь никого побеспокоить, но телефон не отвечал, и в конце концов Ада пришла к выводу, что Эстелла неправильно записала номер.

Хотя нет, номер-то существовал, но трубку так ни разу не сняли. Возможно ли, чтобы на том конце никогда не было ни единой живой души? Уж кто-нибудь, пусть даже не из членов семейства Йодиче, мог бы подойти – Ада бы тогда извинилась и вежливо попросила свериться с телефонной книгой. Как-то она попыталась заменить 3 на 8 (предположив, что Эстелла попросту не справилась с перьевой ручкой), но механический голос сообщил ей по-английски, что такого номера не существует. В общем, колечко так и лежало у неё в тумбочке, надёжно привязанное к подаренному Мириам колье.

Сперва она подумывала опять доверить его Джиневре, дав ей, таким образом, веский повод встретиться со старшекурсницей, но потом, вспомнив, что племянница учудила в бельевой на «Вилле Гранде», отказалась от этой идеи: «Кончится тем, что она снова его потеряет, на сей раз окончательно».

Лучше свести их с Эстеллой, а потом найти более безопасный способ вернуть кольцо. Опять же, это было бы прекрасной возможностью для неё, Ады, на ближайших каникулах под предлогом посещения племянницы съездить в Лондон. В Греции мысль о приезде Эстеллы в Донору пугала Аду, теперь же при воспоминаниях о задумчивом прерафаэлитском лице, чуть хрипловатом голосе и лёгком неаполитанском акценте её вдруг одолела такая томная ностальгия, такое желание снова увидеться с девушкой, что она сама удивилась.

«Надо бы не забыть сказать Джиневре, чтобы искала профессора Палевского только в случае крайней необходимости и ни в коем случае не записывалась на его курс, – подумала она. – Будем надеяться, экзамен у "шамана" не входит в число обязательных».

3

Ада снова начала посещать сеансы психоаналитика. Плакала она так же много, как раньше, но теперь выходила с чувством, что эти слезы во благо. Доктор не позволял ей слишком уж распространяться о дяде Тане, всё время настойчиво возвращая к погибшей под бомбами матери. Возможно ли, чтобы такая потеря в столь нежном возрасте не причиняла ей боли? Конечно, она была тогда ещё совсем крошкой, но что-то же должна была почувствовать! За два года между матерью и дочерью развивается достаточно сильная привязанность – почему она не может об этом вспомнить? Или не хочет?

Ей частенько названивали Дария или кто-нибудь из подруг: приглашали сходить с ними в кино, в театр, на выставку, на интересную конференцию, за покупками в какой-нибудь из центральных бутиков или просто посидеть на лавочке в парке Монтаньола. Кристина, державшая неплохой книжный магазин на Страда Маджоре, не сказав ей, пригласила на ужин своего шурина, инженера из Пьяченцы – Ада не поняла точно, холостяка или разведённого, но совершенно точно свободного. Правда, увидев при встрече выражение её лица, инженер не позволил себе не только каких-либо авансов, но даже старомодных ухаживаний.