Сексуальная жизнь наших предков

Ада присела на чемодан. Ей хотелось поскорее выпить чего-нибудь свежего, чтобы избавиться от кислого привкуса во рту. Но делать нечего: служащий чётко дал понять, что готов предложить только то, что есть на стоянке – берите или уходите.

– Что мне, в полицию звонить? – продолжала бушевать Дария. – Кстати, где тут телефон?

– Думаете, полиция сможет что-то сделать с машиной, которой у нас нет? – криво усмехнувшись, бросил служащий, на этот раз тщательно выбирая английские слова. Ада поняла, что ещё немного – и она разревётся.

Но в этот момент в ворота въехал чихающий ситроен Deux Chevaux, весь покрытый пылью и попахивающий горелой резиной. Он чихнул последний раз и остановился у офиса.

– Вот эту! – радостно закричала Дария, протянув к нему руки. Водительская дверь распахнулась, и из неё выбрался загорелый мускулистый молодой человек в засаленном рабочем комбинезоне на голое тело (хотя, возможно, трусы на нем все-таки были).

– Ты что, рехнулась? – нахмурилась Ада, но тут же расхохоталась: потрёпанная машинка была клубнично-розовой, как туника Дарии – «художественная натура» подруги уже не в первый раз подталкивала её к абсурдным выводам или решениям.

Засмеялись даже любитель сладкого с молодым механиком, похожим на античную статую.

– Подождите пару часов, я хоть приведу её в порядок, – сказал механик по-английски.

– У неё же передачи на руле переключаются! Ты вести-то сможешь? – забеспокоилась Ада.

– Это не так сложно. Слушай, если мы её упустим, в Микены и к полуночи не доберёмся.

– Видите, решение всегда найдётся, – сказал клерк, предложив наконец клиенткам своего кунжутного печенья. – Нам с вами, итальянцами, легко друг друга понять: una faccia, una razza^[47].

3

Но добраться в Микены до темноты им всё-таки не удалось. У Дарии ушло немало времени, чтобы разобраться с переключением передач в этой таратайке на две лошадиные силы. Та дёргалась, чихала, а Дария продолжала, ругаясь и хохоча, заливать мотор. Через полчаса такой езды Ада предложила сменить её за рулём: «Иначе меня снова стошнит».

Других машин на шоссе, к счастью, почти не было. Добравшись до Коринфа, Дария настояла на короткой остановке: ей хотелось сделать пару снимков во дворе археологического музея, где, как она помнила по прошлой поездке, на фоне зелёных олеандров и кипарисов стояло несколько белых статуй, а крохотный ручеёк, порождённый бившим здесь же ключом, тонкой струйкой стекал по бледно-розовому глиняному ложу. Подруги были здесь не в первый раз: в 1975-м, прочтя «Я не боюсь летать», они, несмотря на сильную жару, поднялись на Акрокоринф, чтобы посетить храм Афродиты и совместно поразмыслить о живших там в классическую эпоху храмовых проститутках, иеродулах, за несколько драхм (которые они затем отдавали жрецу) совокуплявшихся с любым желающим. «Вот уж где настоящий секс нараспашку!» – воскликнула Дария, цитируя Эрику Йонг. Даже годы спустя непредсказуемая и скандальная американская писательница оставалась её ментором и образцом для подражания по части эротических приключений.

Ада же, будучи прекрасной античницей, цитировала Горация и Страбона: «Не каждому дано побывать в Коринфе!» Вне всяких сомнений, это была земля наслаждения и удовольствия. И с этой точки зрения поездка тоже оказалась необычайно приятной.

Теперь очарование Коринфа поблекло, и Аде хотелось поскорее продолжить путешествие. Пока Дария искала ракурс поинтереснее, она уселась прямо на землю у источника и умылась прохладной чистой водой, потом, не удержавшись, сделала большой глоток («Будем надеяться, она питьевая!»), утёрла лицо платком, огляделась и вдруг заметила, что в ложбинке между шеей и плечом статуи юноши, стоявшей чуть выше других, свили себе гнездо две ласточки. Почему-то выбор этого места, пусть и куда менее безопасного, чем под карнизом, показался Аде особенно трогательным: юноша словно бы ласково прижимал гнездо щекой. Её глаза вдруг наполнились слезами – может, просто от усталости. Стараясь быть поблизости, когда проклюнутся яйца, обе птички летали туда-сюда, заглушая своим чириканьем болтовню туристов.

Наконец Дария решила, что успела достаточно: она отсняла почти всю кассету на тридцать шесть кадров и осталась довольна. Как всегда, найдя нужный ракурс, она сперва щелкала «полароидом» и ждала, пока на фотобумаге проявится изображение. Затем, при необходимости, меняла ракурс, фокусировалась, подстраивала диафрагму объектива Rollei и только тогда делала второй снимок, уже на плёнке, стараясь по возможности подчеркнуть тени – пригодится для создания глубины в trompe-l’œil. Иллюзия перспективы в её пейзажах всегда была идеальной: казалось, что на месте стены в гостиной или пола в коридоре и вправду возникают цветущий луг или белые паруса в открытом море под розовым закатным небом.

– Обман зрения, – говорила Ада.

– Оптическая иллюзия, – поправляла её Дария. – А ведь именно благодаря иллюзиям жизнь становится прекрасней.

Прежде чем ехать дальше, она решила сделать «полароидом» ещё один кадр: подругу, присевшую на капот машины.