Сексуальная жизнь подростков. Открытие тайного мира взрослеющих мальчиков и девочек

— Блестяще. Она думает обо всем, анализирует и затем заставляет тебя делать, потому что ты, видите ли, действительно хочешь сделать это. Ты видишь, что это лучший способ и другого нет. Ты видишь, разве нет? Она плюет на твое мнение.

Я не только поняла, но и почувствовала это при телефонном разговоре. Я знала, что Наоми подозревала подобную борьбу со мной.

— Так что в большинстве случаев, когда ты перестаешь следовать решениям своей матери, ты не чувствуешь себя побежденной.

— Да, отчасти. Она хочет этого аборта. Она хочет убить моего ребенка.

— Как ты ощущаешь свою беременность?

Наоми была готова ответить, но с любопытством посмотрела на меня, я тоже. Должно быть, это такая игра. Она медленно спросила:

— Ладно, а каковы ваши намерения? Вы за аборт, как Сесиль, или работаете на Общество Христианских Прав и хотите, чтобы я отдала ребенка на усыновление — черного ребенка, которого поместят в ужасный воспитательный дом. Или может быть, вы думаете, что я должна выйти замуж, если собираюсь вырастить этого ребенка? — Последние слова Наоми почти выкрикнула.

— Это твое дело. Важно, что ты захочешь, а не я, — спокойно сказала я. Мне было нетрудно представить Сесиль и Наоми, обменивающихся громкими аргументами. Куда делась поза медитации, в которой я увидела Наоми несколько минут назад?

— Так вы предлагаете помочь мне разобраться в этом?

— Если смогу. Хотя и тебе нужно поработать со мной.

— А если я не знаю, чего хочу?

— Если бы ты знала, это удивило бы меня. Ты в трудном положении.

— Я знаю. Вы видели когда-нибудь, как люди смотрят на беременных девочек? Как будто они... мы грязные. Или глупые.

— Кто так смотрит на тебя?

— Когда я прихожу на прием в университетскую клинику и поднимаюсь на акушерский этаж. Все глядят на свои ноги, еще одна «падшая» девочка-подросток. Конечно, то, что я черная, еще хуже. Тогда они полностью списывают тебя со счетов. Именно от этого моя мать и хочет защитить меня. Именно поэтому она хочет, чтобы я сделала аборт.

— Я не думаю, что твоя мать хочет, чтобы тебя списали.

— Хотя я думаю, что она тоже верит в это. Она никогда не допускала такой мысли, вот и все. Но когда она принимается за свое, я знаю: она думает, что меня спишут со счетов, если у меня будет ребенок. А она тоже хороша. Я только начала верить в себя. — Наоми помолчала. — Но не всегда.

Я продолжала молчать, чувствуя, что Наоми еще есть что сказать. И она сказала.

— Я хотела забеременеть. Это не удивляет вас? Я пыталась забеременеть пять месяцев.

— Почему, Наоми?

— Я хочу иметь ребенка. Я хочу быть матерью.

— Как ты воображаешь, на что это будет похоже?

— О, знаете, я хочу, чтобы ребенок был завернут. Мы будем гулять по улице вместе, мы всегда будем вместе. И эти люди будут глядеть на нас, а мне будет все равно, потому что это мой ребенок. У меня кое-кто будет. Вы понимаете?

— Ты не чувствуешь, будто у тебя что-то есть?

Изящный рот Наоми медленно зашевелился, и я думала, что увижу слезы. Но вместо этого она дотянулась до большой черной сумки, вынула оттуда книгу и дала ее мне. Это был томик стихов.

— Знаете, это написала Сесиль. Она посвятила ее мне «Моей дочери Наоми».

Книга была изрядно зачитана, обложка потерта. Хотела бы я знать, носит ли ее с собой Наоми повсюду. Ребенок и книга казались тяжелой ношей для девушки, даже если ты их любишь.

— Эта книга — чувства моей матери.

— А твой ребенок?

— Доктор Понтон, я уже была беременна раньше.

— Именно это ты подразумевала, когда сказала, что на этот раз тебе надо быть «более осторожной»?

— Да, я хочу этого ребенка.

— Я верю, Наоми. Но несколько минут назад ты сказала, что не знаешь.

Она гневно прищурилась.

— Вам нужно спрашивать это, по крайней мере, я надеюсь, что вы должны спрашивать это. Потому что если вы не обязаны так делать, то это бесчувственный вопрос.

— Я должна спрашивать это, Наоми.

— Знаете, я тоже люблю свою мать. Я говорила вам, что они глядят на меня как на еще одну беременную черную девочку. Моя мать думает, что я не замечаю этого, но она ошибается. Я вижу все. Она говорит: «Получи образование, Наоми, и они будут хорошо обращаться с тобой. Стань профессором, тогда они будут хорошо обращаться с тобой».

— А как же ребенок?

— Возможно, ребенок — это мой способ сказать, что меня не заботят их взгляды. Мне все равно, что скажут эти люди.

— Как ты решилась на аборт при своей первой беременности?

— Тогда я думала так же, как моя мать. Мне было только пятнадцать. В следующем месяце мне будет восемнадцать.

— Кто забрал тебя оттуда тогда?

— Мой друг. Тот же самый, который у меня сейчас. Тогда он хотел, чтобы я сделала аборт, считая, что мы слишком молоды. На этот раз он будет на моей стороне, что бы я ни решила.

— Ты хочешь прийти ко мне еще раз вместе со своей матерью?

— Нет, не хочу.

— Хотела бы ты, чтобы я поговорила с ней?

— Возможно. Хотя вы не сможете изменить ее мнение. Вы знаете это, не так ли?

— Я не изменила твое.

— Нет, не изменили.

Прощальная улыбка Наоми говорила о торжестве и большом облегчении.

Час Сесиль