Я знала, что Лара сейчас испытывает злость оттого, что заразилась ВИЧ. Многие подростки, с которыми я работала, чувствовали печаль, но некоторые в течение нескольких месяцев были в бешенстве после такой новости. Я знала, что пока еще не могу остановить ее самобичевание. Она сейчас была охвачена чувствами, и это в какой-то мере давало им выход. Я увидела, как сильно ее ранила реакция матери. Лара уже верила, что ее сексуальные чувства были «плохими» и что она получила ВИЧ в наказание за них. Она считала реакцию матери (сначала крики, а затем ледяное и вежливое изгнание) дополнительным наказанием. Я не имела понятия, что чувствует ее мать, но видела, какой болью наполнена Лара. Я предложила ей подождать в приемной, пока она не почувствует себя достаточно хорошо, чтобы отвезти ее домой, и пообещала позвонить позже вечером, чтобы убедиться, что все нормально.
Через несколько часов я сидела в своем кабинете над статьей, но чувствовала себя совершенно измотанной. Я смотрела на отражение огня в электронагревателе, когда зазвонил телефон.
— Доктор Понтон? Доктор Линн Понтон?
— Да, я у телефона.
Последовало долгое молчание, прерываемое частым дыханием.
— Это Анна Бекуа, мать Лары. Клэр сказала мне, что вы, вероятно, не сможете разговаривать со мной, но я так обеспокоена насчет Лары. Когда она сказала мне о своем заражении ВИЧ, я была в ужасе. Я не знала, что сказать ей. Я так сожалею — сожалею о ВИЧ и о том, как я обошлась с ней. Рассказала ли она вам, что случилось? Что я должна сделать?
— Ваша старшая дочь права, Анна. Я не могу разговаривать с вами без позволения Лары.
И снова я боролась с собой. Мне хотелось сказать Анне: «Скажите это Ларе. Позвоните ей и поделитесь этим». А что, если это ухудшит положение? Я совсем не понимаю этих матерей. У нее еще хватило храбрости позвонить мне. Я повесила трубку и задумалась, правильно ли я поступила. Обычно я могу действовать тогда, когда есть достаточно много способов решения задачи. В случае с Ларой я была нерешительна. Я боялась ошибиться. В моей голове засела фраза «смертельная ошибка». Я знала, что не осуждаю Лару, но она сделала ошибку, и, может быть, фатальную.
Пока я сидела, глядя на огонь, меня осенило. Я боялась — боялась за Лару и немного за себя. Я тоже старалась быть такой храброй, чтобы помочь ей найти в себе мужество, и совсем упустила из виду, что боюсь за нее. Но до настоящего момента я не осознавала своего страха за себя.
Я начала наблюдать Лару, когда ВИЧ-коктейль еще был экспериментальным лекарством. Никто из подростков, с которыми я тогда работала, еще не использовал его. Через два года ситуация изменилась настолько, что большинство ВИЧ-положительных подростков, с которыми я работаю, здоровы. Сидя в одиночестве в своем кабинете поздним вечером, я поняла, как боялась работать со многими из них, а не только с Ларой.
Вскоре телефон зазвонил снова. Я предполагала, что это должна быть Лара. Хотела бы я знать, звонила ли ей мать. Может быть, Анна почувствовала мое невысказанное послание:
— Я напугана, доктор Понтон.
— Как ты думаешь, отчего это происходит?
— Я в самом деле плохо чувствую себя.
— Так плохо, что чувствуешь, будто можешь навредить себе? — спросила я, хотя на самом деле не хотела. Не важно, как я формулировала вопрос, он всегда кажется мне бестактным.
Она ответила с сарказмом:
— Все верно, вы делаете свою работу, доктор Понтон, но в эту ночь я не собираюсь покончить жизнь самоубийством, если вы хотели спросить об этом.
— Лара, такие вопросы относятся к моей работе, и я очень сожалею, если огорчила тебя. Я рада, что ты кажешься более энергичной и даже сердишься на меня. Что случилось?
— Я боюсь заснуть.
— Какие мысли?
— Меня беспокоит, что я умру... — ее голос затих.
— Ты беспокоишься, что вирус убьет тебя.
— Наверное. Это глупая мысль.
— Нет, не глупая, Лара.
— Иногда я выпиваю на ночь, много. Наверное, чтобы заснуть.
— Это помогает?
— Да, со сном, может быть, помогает, но я встаю еще более подавленная. Доктор Понтон, почему это случилось со мной?
— Лара, я не знаю. Нам не известны ответы на многие вопросы.
Кажется, что-то в моих словах успокоило ее, в голосе снова появилась поддразнивающая нотка.
— По крайней мере вы не говорите эту ерунду о презервативах.
— Лара, ты знаешь эту ерунду.
— Да, я звонила в эту группу.
— Какую группу?
— В вашем кабинете висит список телефонов групп для ВИЧ-положительных подростков. Вы говорили мне о ней.
— Я рада, что ты позвонила.
— Спасибо, что вы поговорили со мной. Мне стало лучше.
Когда она сказала это, я вспомнила о другом телефонном звонке. Мне надо было сообщить Ларе о звонке Анны.
— Лара, твоя мать звонила сегодня вечером.
— Она позвонила?
— Да. Я не могла разговаривать с ней без твоего позволения, но хочу, чтобы ты знала об этом звонке.
Она молчала.
— С тобой все в порядке?
— Не знаю. А почему она звонила?