Сексуальная жизнь сиамских близнецов

Я не сопротивлялась, не сказала ни слова. Я просто решительно не хотела больше быть девочкой, как сказал отец, не хотела плакать, быть слабой и о чем-то просить. Я лежала в трансе и дала Клинту сделать все, что он хотел. Закрыв глаза, я ногтями и пальцами зарылась в землю под собой: между ног стало сильно жечь. Потом дружки разлетелись в разные стороны как мухи, Клинт вышел из меня и слез, и я увидела лицо отца. Забыв про боль между ног, я встала, натянула трусы и расправила юбку. Я не хотела ему говорить, что меня изнасиловали, что меня принудил этот псих со своей бандой и что я не могла и не стала сопротивляться, как поступила бы настоящая Бреннан. Что, если бы отец не нашел меня, они прошлись бы через меня все. Нет, пусть лучше считает меня шлюхой, чем слабачкой, трусихой и вообще девочкой: для меня это был еще больший стыд.

После этого я пошла на тхэквондо, кикбоксинг и карате. Я хотела всем показать, что меня больше никогда нельзя будет запугать, никогда нельзя будет сделать так, чтобы я впала в оцепенение, никогда. Что я научусь всему, что умеют они. Что я смогу пиздить этих гондонов и уничтожать их…

…Я резко прихожу в сознание: меня мутит, в голове ощущение, будто бригада строительных рабочих закладывает фундамент очередного «Уолгринса». Надо мной стоит Лина Соренсон. На полу рядом с ведрами расставлено несколько пакетов из фастфуда: «Макдональдс» и «Тако-Белл».

– Игра та же, только правила немного поменялись, – слышу я ее объяснения; в горле все пересохло настолько, что я даже не могу возразить. – Будешь жить здесь, пока не наберешь девяносто килограммов. Это несложно: три с половиной тысячи калорий в день дают полкило жира. Будешь нормально жрать, быстро выйдешь. У меня тут еще для тебя кока-кола и чипсы на закусь плюс пиво в банках и несколько коробок вина…

Я смотрю на пакеты, которые она ставит передо мной. Во рту жуткий сушняк. Воды нет, приходится взять банку кока-колы. Вкус такой, будто мне вливают в рот и горло электролит из батареек, а когда жидкость доходит до желудка, то разъедает его еще сильнее, но зато я снова обретаю голос:

– Лина, я понимаю, почему ты все это затеяла, но ты должна меня выслушать… У тебя дома…

– Рот закрой, сука фашистская, чокнутая тварь! Я заебалась тебя слушать! Теперь ты, сука, будешь слушать меня, – кричит она. – Я тебя нафарширую, как французского гуся, блин! Девяносто килограммов! Выйдешь отсюда, когда на весах будет эта цифра!

В панике я заставляю себя сесть.

– Мать вернулась! Она скоро сюда приедет!

– Ты же сказала, что ее еще две недели не будет, лживая тва… – она осеклась, – врунья, блядь!

На самом деле ее не будет даже дольше; они только завтра утром летят в Тель-Авив. Я сижу на матрасе и смотрю на эту гадость перед собой. Окидываю взглядом комнату и вижу свой айфон с приложением Lifemap на столе.

– Это самое… Я тебе должна кое-что сказать…

– Я сказала, что ты мной больше не командуешь…

– ЛИНА, БЛЯДЬ, Я УБИЛА ДЖЕРРИ!

Она смотрит на меня с изумлением:

– Не мели ерунды, как ты могла убить Джерри? Он же в Нью-Йорке…

– Он лежит у тебя дома на ковре с проломленной головой.

– Да ты просто ёбнутая какая-то! – орет Лина, но я по глазам вижу, что она понимает: я не шучу.

– Нет, нет… слушай, – продолжаю умолять я, трясясь от волнения и пытаясь перевести дух.

Лина стоит открыв рот; глаза горят.

– Я поехала к тебе проверить почту, а он ждал перед домом. Я была в полном раздрае, незадолго до того поругалась с отцом и плохо соображала…

– А ведь всегда такая рассудительная, – перебивает Лина вполголоса.

– Он обманом заставил меня впустить его в дом. Там он стал все переворачивать вверх дном, искал одну херню, которая была у меня, – признаюсь я, виновато качая головой. – Там в сумке письмо, блокнот и несколько фоток. – Я кивком показываю на стул.