Сексуальность в глотке реальности. Онейрокритика Лакана

Фрейд идет по стопам античных толкователей навстречу смыслу сновидений. Фрейд обращается не ко сну, а к сновидению, к содержанию, а не к физиологии. Он нацелен на психические процессы, а не на работу мозга. Спать и видеть сны – не одно и то же. Сон и сновидение – две предельно связанные, но разнородные формы активности. Фрейда интересует «исключительно семантический элемент, передача смысла, артикулированная речь, то, что он называет мыслями, Gedanken, сновидения» [17:181]. Сновидение – «не просто объект, который Фрейд расшифровывает, это его, Фрейда, речь. Именно это обстоятельство и придает данному сновидению парадигматическую ценность» [17:233]. Речь всегда уже обращена и к себе, и к себе другому, и к Другому. Сообщение отправляется, и в этом интерсубъективная позиция сновидения: «Что Фрейда действительно интересует… так это сообщение как таковое, больше того, сообщение как прерванная и настоятельно заявляющая о себе речь» [17:181]. Итак, сновидение – не просто видение, но обращенная другому мысль, своеобразная речь.

Впрочем, сновидение это – не только речь, и даже не столько речь, сколько письмо, письменность, образный язык [Bildersprache], иероглифическая письменность. Сновидение как бы «циркулирует между очевидной ясностью речей, обращенных другому, и неисчерпаемой неясностью образов, в которых переделывается странная близость самому себе» [8:497]. Сновидение – сообщение в передаче сообщения. Сновидение – сообщение между собой и другим, если не сказать – собой другим.

Различая сон и сновидение, Фрейд утверждает автономию психического. Оно, будучи связанным с органом, то есть с мозгом, следует своим законам. Психические процессы непрерывны. Человек спит, но душа его не дремлет: «Никогда, все же никогда не спит душа» [37:67]. Неслучайно в разные времена и в разных культурах существовало представление о том, что душа во сне отлетает от тела и путешествует сама по себе. Сновидение утверждает свободу духа, свободу образования смысла.

Сновидение имеет смысл. И не один. После анализа сновидения «Об инъекции Ирме», в начале следующей, третьей главы, Фрейд пишет: «если бы мы даже выяснили, что каждое сновидение имеет смысл и психическую ценность, мы должны были бы все же допустить, что этот смысл не является в каждом сновидении одним и тем же» [46:142]. Смысл в том, что смысл не один. Причем, во всей двусмысленности этой фразы.

Обращение Фрейда: даешь перенос!

Прежде чем приступить к сновидению «Об инъекции Ирме» Фрейд обращается к читателю с просьбой.

«Итак, я приведу одно из моих собственных сновидений и на его примере попытаюсь разъяснить свой метод толкования. Каждое такое сновидение нуждается в предварительном сообщении. Я должен, однако, попросить читателя на все это время превратить мои интересы в свои собственные и вместе со мной погрузиться в мельчайшие подробности моей жизни, ибо без такого переноса понять скрытое значение снов невозможно» [46:128].

Формально эти слова выполняют функцию перехода к «Предварительному сообщению». Важно то, что Фрейд предлагает читателю, прежде всего, установить с его книгой отношения, которые предписывали бы явление такого призрачного и в то же время ключевого клинического феномена как перенос. При этом мы должны забыть о своих интересах, должны безоговорочно поверить в то, что нам предстоит прочитать, поверить, как говорит Лакан, еще до того, как мы начали читать. В противном случае, без веры, без уверенности в том, что Другой знает, куда нас ведет, невозможен тот самый перенос, без которого нет шансов на познание того, как сновидения обретают свой смысл. Именно перенос и открывает возможность становления психоаналитиком. И вот что, пожалуй, самое важное и самое удивительное: перенос на текст книги возможен! Или точнее: перенос на текст возможен и необходим! Именно он по ходу чтения, по мере символизации и создает условия для понимания смысла снов и становления психоаналитиком.

Сновидение об «Инъекции Ирме» как один из узловых пунктов рассеивания значений по книге «Толкования сновидений», как перекресток расходящихся троп, превращается в своеобразное родовое место психоанализа. Книга становится Библией психоанализа, ведь в ходе ее чтения, в процессе переноса и рождается психоаналитик. Психоаналитик появляется на свет не в каком-то институте, а в тексте книги, в толковании сновидений, в осмыслении «Ирмы». Психоаналитик, как сказал бы Лакан, – не продукт университетского дискурса. Он рождается в отношениях, в переносе, в том числе – на книжные страницы.