Читаем Сексуальность в глотке реальности. Онейрокритика Лакана полностью

«Рот хорошо открывается; она рассказала бы мне больше, чем Ирма», – говорит Фрейд о подруге Ирмы и делает следующее примечание: «Я подозреваю, что толкования этой части отнюдь не достаточно, чтобы проследить за всем скрытым смыслом. Если бы я захотел продолжить сравнение трех этих женщин [Ирмы и двух других «особ, которые воспротивились бы лечению»], то ушел бы далеко в сторону. Каждое сновидение имеет по меньшей мере одно место, в котором оно непонятно, так сказать, пуповину, которой оно связано с неизвестным» [46:130], а точнее – с непознанным [Unerkannten], Сравнение трех женщин может увести далеко в сторону. С одной стороны. С другой, – дело совсем не в далекой стороне, а – в непознанном, в том, что познанию трех сопротивляющихся символизации женщин положен временный предел. Дело отнюдь не в том, что сопротивление можно или нужно сломить и взять их силой, а в том, что в любом случае познание оставляет загадку. Рождение, Жизнь, Смерть сохраняются в тайне. И это еще не всё.

Фрейд вновь говорит о вероятном множестве. Место пуповины может быть не одно. Места связи с неизвестным множественные. Каждое место – «точка, где возникает связь субъекта и символического порядка» [17:153]. Места эти – нелокализуемые пункты сборки субъекта в отчуждении, и непознанное устанавливает пределы символической матрицы. Пуповина – связь, но с чем-то радикально иным, несимволизируемым, недифференцируемым. Пуповина сновидений указывает на то, «что все здесь происходит до рождения, до всякого различения, всякого отделения, до какого-либо распознавания человека и смысла» [37:52]. Иначе говоря, в деконструктивном отношении пуповина сновидения- «место» различания [differance], родовой возможности символизации, вероятности невероятного сновидения. Пуповина сновидения – связь с непознанным, и она же разрыв, в котором проглядывает субъект. Разрыв этот не один. Это и разрыв с нарциссическим двойником, уже предписывающим социальность, жизнь, смерть. Это и разрыв между реальным и символическим, между Вещью и Символом. Он «представляет собой, подобно символизирующему его пупу анатомическому, не что иное, как зияние [béance]» [25:29]. И от анатомии здесь не уйти: зияние обнаруживает проход, отверстие открывающейся гортани, место рождения голоса21. Рот Ирмы открывается. Там, в глубине, – гортань, голосовой аппарат, колебание связок. И от анатомии здесь не уйти: пуповина сновидений волей-неволей напоминает об анатомической пуповине. Это и центр, и периферия связи с Другим. Это и плотность сплетения, и пустота. Это и глубинная связь с неведомым, и пропасть отчуждения от конституируемого задним числом природного, материнского, рая. Это «исключительное переживание оказывается отмечено, где некое реальное воспринимается помимо всякого, будь то воображаемого или символического опосредования» [17:251]22. Сновидение – и восполнение зияния, и экран открывающейся расщелины возможности самого невозможного.

Примечания

Сновидения имеют смысл, записанный, разумеется, на языке сновидений

1 Уже в III семинаре (1955-6) Лакан говорит о том, что коммуникация отнюдь не такая простая вещь, какой ее иногда представляют в теориях коммуникации, говоря об отправителе, получателе и сообщении. «Похоже, забывают о том, что в человеческой речи, помимо множества прочих вещей, отправитель – всегда в то же время еще и получатель» [18:33]. Это очевидно в аналитических отношениях, где речь анализанта, проходя через аналитика, возвращается к анализанту. Смысл анализа, можно сказать, в том и заключается, что анализант должен себя слышать. В своем семинаре по «Похищенному письму» Эдгара По Лакан выдает формулу интерсубъективной коммуникации: «отправитель получает от получателя свое собственное сообщение в обращенной форме» [27:41].

2 Лакан, рассуждая по ходу II семинара о кибернетике и символическом порядке как порядке синтаксиса и альтерации отсутствия/присутствия, называет психоанализ вероятностной наукой [science conjecturale\. Кибернетика и психоанализ задаются вопросом не о том, что «есть на самом деле», а вопросом о вероятности того, что может быть.

Сценарий сновидения: от желания видеть к желанию знать

Перейти на страницу:

Все книги серии Лакановские тетради

Психоанализ и математика. Мечта Лакана
Психоанализ и математика. Мечта Лакана

В этой книге известный итальянский психоаналитик Сержио Бенвенуто задается целью аналитической реконструкции лакановского психоанализа: чтобы понять Лакана, он обращается к Витгенштейну и Фрейду. Большинству психоаналитиков и аналитических философов такой проект показался бы невозможным. Однако для Сержио Бенвенуто это – проект жизни. В результате сведения в одном мыслительном поле психоанализа и аналитической философии он подвергает переосмыслению самые основания психоанализа. В чем состоит специфика психоаналитического знания? О чем мечтал Лакан? Как Лакан и Витгенштейн понимают Фрейда? Этими фундаментальными вопросами и задается Сержио Бенвенуто, переводчик XX семинара Лакана на итальянский язык, главный редактор «Европейского журнала психоанализа», автор ряда фундаментальных аналитических исследований.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Сержио Бенвенуто

Философия / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Осмысление моды. Обзор ключевых теорий
Осмысление моды. Обзор ключевых теорий

Задача по осмыслению моды как социального, культурного, экономического или политического феномена лежит в междисциплинарном поле. Для ее решения исследователям приходится использовать самый широкий методологический арсенал и обращаться к разным областям гуманитарного знания. Сборник «Осмысление моды. Обзор ключевых теорий» состоит из статей, в которых под углом зрения этой новой дисциплины анализируются классические работы К. Маркса и З. Фрейда, постмодернистские теории Ж. Бодрийяра, Ж. Дерриды и Ж. Делеза, акторно-сетевая теория Б. Латура и теория политического тела в текстах М. Фуко и Д. Батлер. Каждая из глав, расположенных в хронологическом порядке по году рождения мыслителя, посвящена одной из этих концепций: читатель найдет в них краткое изложение ключевых идей героя, анализ их потенциала и методологических ограничений, а также разбор конкретных кейсов, иллюстрирующих продуктивность того или иного подхода для изучения моды. Среди авторов сборника – Питер Макнил, Эфрат Цеелон, Джоан Энтуисл, Франческа Граната и другие влиятельные исследователи моды.

Коллектив авторов

Философия / Учебная и научная литература / Образование и наука