Сексуальность в глотке реальности. Онейрокритика Лакана

Ирма открывает рот. Она открывает окно в психический аппарат. Фрейд моделирует аппараты незримого субъекта психотехнобытия. Это и речевой аппарат, описанный в книге «Об афазии», это и аппарат письма, конструируемый от «Наброска» до «Чудесного блокнота», это и психический аппарат, возникающий в седьмой главе «Толкования сновидений». Фрейду приходит в голову мысль, что толкование сновидения может привести к разъяснению «структуры нашего душевного аппарата, которое мы тщетно до сих пор ожидали от философии» [46:163]. Погружение аппарата в аппарат, в самого себя, рассеивание себя в его деталях его и обнаруживает. Провал в сон – это «не утрата сознания, но сознательное погружение сознания в бессознательное» [37:24], где от сознания не остается и следа, а, возможно, только следы и остаются.

Как аппарат приводится в действие? Силой желания: «привести в действие аппарат не может ничего, кроме желания» [47:598]. Желание – мысль. Желание – воспоминание. Желание – галлюцинаторный заряд воспоминания об удовлетворении. Желание призвано снять напряжение, устранить неприятные ощущения в угоду господствующему в бессознательном принципу удовольствия. Впрочем, аппарат предполагает в первую очередь дифференциацию, различение инстанций; и удовольствие для одной инстанции оборачивается неудовольствием для другой.

Инстанции психического аппарата, который Фрейд схематически изображает в «Толковании сновидений», предстают не как топографическая локализация, а как топологическая конструкция отношений. Важны не инстанции «как таковые», а отношения между ними. Лакан уводит само понятие топики от обыденного представления о пространстве к транс-пространству, дифференцированному во временных тактах. Лакан движется к логике, удаляющейся от воображаемого и приближающейся к символическому.

«Преимущество топологии состоит в том, что она сводит к минимуму картины, которые рисует воображение, и имеет дело со своего рода транспространством, представляющим собой, судя по всему, чисто означающую конструкцию, но оставляющим при этом в нашем распоряжении небольшой набор элементов, воспринимаемых наглядно, интуитивно» [24:51].

При таком понимании становится понятным и парадокс разнесенности на схеме психического аппарата сознания и предсознательного на разные полюса. Фрейд изображает не пространство локальностей, а «временное измерение как таковое», «измерение логическое» [17:172]. Транспространство в своей дифференциации включает время.

Во втором семинаре Лакан говорит о двусмысленных отношениях воображаемого и символического, и говорит как раз в связи со сновидением об инъекции Ирме:

«В рукописи своей Фрейд сводит его темы к четырем элементам – двум сознательным и двум бессознательным… один из них – это откровение творческой речи в диалоге с Флиссом, другой, ему поперечный, высвечивается проходящим потоком. То, что разворачивается в этом сновидении почти бессознательным образом, – это вопрос об отношениях Фрейда с серией женских сексуальных образов, каждый из которых связан каким-то образом с напряженностью в его супружеских отношениях. Но самое поразительное в этих образах – это принципиально нарциссический их характер. Это образы пленяющие, каждый из которых находится с Фрейдом в определенных нарциссических отношениях. Когда врач выстукивает Ирму, она чувствует боль в плече, а Фрейд сам признается, что страдает ревматизмом плеча» [17:179].

Лакан подчеркивает сверхдетерминированность, множественную причинность «Ирмы». Сновидение предписано «речью диалога, который Фрейд ведет с Флиссом, с одной стороны, и сексуальными основаниями, с другой. Сексуальные основания также двойственны» [17:197]. Сновидение детерминировано отношениями, а точнее невозможными отношениями – вербальными и сексуальными. Аппарат Фрейда сквозь призму Лакана проявляет три регистра «Ирмы».