Сексуальность в глотке реальности. Онейрокритика Лакана

«Исполнение желания, конечно, должно было бы приносить удовольствие, но, спрашивается, кому? Разумеется, тому, кто имеет желание. Но о сновидце нам известно, что он поддерживает со своими желаниями совершенно особые отношения. Он отвергает их, подвергает цензуре, словом, не терпит их. Таким образом, их исполнение может принести ему не удовольствие, а только противоположное чувство. В таком случае опыт показывает, что это противоположное чувство, которое следует еще объяснить, проявляется в форме страха. Стало быть, в отношении к своим желаниям во сне сновидца можно сравнить лишь с существом, состоящим из двух людей, которые, однако, связаны между собой и имеют много общего» [46:581].

Более того, дело не ограничивается двумя. Именно в сновидении, где происходит «спектральное разложение собственного я», где обнаруживается толпа вмешивающихся в дело субъектов [I’immixtion des sujets], страх, можно сказать, неизбежен, в силу дезидентификации, распада собственного я вплоть до явления зазеркального раздробленного тела [corps morcelé].

Кроме того, желание за желанием, в конечном счете, ведет к желанию Другого. В конце концов, желание не может не обернуться страхом, если это желание мертвого отца. Или, если это инцестуозное желание небытия, чистое желание смерти. Или, если это безответный вопрос, какой объект во мне желанен Тебе? Как желанию не произвести на свет страх? Страх кастрации, страх желания Другого, страх Смерти? Как желанию не породить страх, когда не хватает самой нехватки, задающей желание! Страх – между мной и Другим. Страх – в сети коммуникации, в интерсубъективности, он – сигнал другого. Страх, как не устает повторять Фрейд, это разменная монета всех аффектов. Страх, как настойчиво повторяет Лакан, это аффект, который не обманывает, и «вопрос об осуществлении желания нельзя поставить иначе, как в перспективе Страшного Суда» [22:375].

В «Толковании сновидений» Фрейд рассуждает о страхе не в связи с «Ирмой», а в связи с другим сновидением – «О птицеголовых существах». Он вспоминает, что последнее страшное сновидение он видел, когда ему было лет семь-восемь. Это было сновидение, в котором представилась «любимая мать с необычно спокойным, каку спящего человека, выражением лица; ее внесли в комнату и положили на кровать два (или три) человека с птичьими клювами» [45:584]. Анализ моментально связывает птицеголовых людей с сексуальными отношениями. Фрейду с детства известно, что птицы [Fogel], ловля птиц [vogeln] на жаргоне – «коитировать», случаться, спариваться [vogeln, sich vogeln]. В этой связи два момента. Первый: страх существует сам по себе, он может быть непосредственно не связан с содержанием сновидения. Второй: страх связан с процессом вытеснения и «сводится к смутному, несомненно сексуальному чувству, которое нашло свое выражение в зрительном содержании сновидения» [45:584]. Два момента вместе гласят: страх существует сам по себе, но никогда не возникает без объекта, он всегда уже сопряжен с символической вселенной. Или, словами Лакана, – «Аффективное не является как бы особой плотностью, которой не хватает интеллектуальной разработке. Оно не размещается в мифической области по ту сторону продуцирования символа – якобы предшествующей формулированию дискурса» [16:78]. Формула Лакана: страх не без объекта.

Очагом страха в психическом аппарате для Фрейда оказывается инстанция я. Для Лакана очаг этот оказывается между символическим, воображаемым и реальным. Сам аппарат не замкнут на себе, это далеко не замкнутая система. Сам аппарат включает измерение других, Другого. Аппарат не равен самому себе. Он экстимен. И сновидение тому свидетель.

Ирма открывает окно в психический аппарат