Воображаемый
уровень отношений проявляется в соперничестве/сотрудничестве Фрейда с Флиссом, с другим собой, с Ирмой и заключенными в ней образами. Символический уровень – отношения на уровне символа, означающего, буквы. Принципиально здесь, что буквой затронуто желание. Неудивительно, что Лакан говорит: «Бессознательное позволяет обнаружить место желания – вот смысл первого сделанного Фрейдом хода, уже в «Толковании сновидений» не просто подразумеваемого, а подробно разработанного и артикулированного» [28:53]. Символ, буква – то, что действует исключительно в режиме повторения. Бессознательное – машина повторения. Символическое возможно только в отношениях с воображаемым и реальным. Реальное – распад сети отношений, обнажающий потустороннюю телесность, жуткий взгляд, опрокинутый в горле Ирмы. В этом сновидении мы сталкиваемся с тем, что «перед нами своего рода предельное переживание, трепетное предвосхищение последнего, окончательного реального» [17:251]. Трепет на пределе. Трепет – в уже заведенном там повторении.Машина повторения действует не столько в символическом,
сколько на его рубеже, на пределе с реальным. И настойчивость, навязчивость этого повторения уготована болезненно сочащимся наслаждением. Неудивительно, что Лакан говорит о возврате лежащего в основе повторения наслаждения: «то, что интересует нас в облике повторения и вписывается в диалектику наслаждения, оказывается направленным против жизни» [28:53]. Неслучайно Фрейду открывается на уровне навязчивого повторения действие влечения смерти. По ту сторону принципа удовольствия – влечение смерти, повторение, наслаждение.Одна из «конечных» мыслей о желании в сновидении «Об инъекции Ирме» это, можно сказать, желание Фрейда-праотца, желание владеть всеми женщинами. Здесь еще раз можно вспомнить Якоба Фрейда и то, что «пожелания смерти своему отцу усиливаются в тот момент, когда смерть эта стала реальностью. Само «Толкование сновидений» выросло, по словам Фрейда, из смерти его отца. Фрейд, таким образом, хотел бы видеть себя виновным в смерти отца» [28:153]. Эта смерть, это отцеубийство является «условием наслаждения. Пока Лай не устранен – в бою, где победа Эдипа вовсе не означает для него вступление в наследство наслаждением матери, – пока Лай не устранен, повторяю, этому наслаждению не бывать» [28:150]. Лакан обращается к сновидению одного из пациентов Фрейда, в котором прозвучали слова «он не знал, что он мертв», и предъявляет логику выбора:
«либо смерти не существует и нечто переживает ее – что не решает еще вопрос о том, знают ли мертвые, что они мертвы; либо по ту сторону смерти нет ничего – и ясно тогда, что они этого не знают. Так что никто, по крайней мере из живущих, не знает, что такое смерть. Интересно, что спонтанные формулировки, возникающие на уровне бессознательного, говорят о том, что смерть для кого бы то ни было, строго говоря, непознаваема» [28:154].
В 1972 году Лакан вновь возвращается к вопросу сна и сновидения. Он говорит: если сновидение об инъекции Ирме и показывает «что-то возвышенное, божественное, так это то, что сущность сна – приостановка связи тела с наслаждением»
[30:179]. Доступ к наслаждению не закрыт, но связи с телом как таковым уже нет. Отец умер, но «мертвый отец и есть страж наслаждения, источник наложенного на него запрета» [28:155]. Отец мертв, доступ к наслаждению изначально в последействии закрыт, и «человек не может насладиться тем, чем ему на роду написано насладиться. Фрейдовская терминология устанавливает, таким образом, эквивалентность мертвого отца наслаждению. Именно он, отец этот, держит наслаждение, так сказать, про запас» [28:154].Мертвый отец вполне может играть роль в сновидении. Вместе с М., например. Но наслаждение он держит про запас. Оно отложено на потом. Сновидение экранирует и упорядочивается на экране. «Спать не значит пребывать в беспорядке. Наслаждение же как таковое ведет к беспорядку» [30:179]. Работа означающих цепей во сне не прекращается20
. Она откладывает наслаждение в сторону. Главное – экранировать реальное! Скрывать и представлять! Скрывать в представлении, не за ним!