Секта. Невероятная история девушки, сбежавшей из секс-культа

– «Народ Иисусов», – говорит Джейми, – навсегда останется моей семьей, вне зависимости от того, что они думают обо мне или что я о них думаю. Но, как и в каждой семье, и в каждом маленьком городе, тут есть место для тьмы и света, испытаний и побед.

Я киваю. Мне слишком хорошо знакомо, насколько сложно расти среди людей, которых любишь, будучи вынужденным буквально вырезать из каждого дня кусочки радости, которые все равно окажутся перемешанными с тьмой. А может, это и есть взросление? Может, такое происходит с каждым, кто был ребенком?

– Я понимаю, почему ты защищаешь их, – произношу я.

В его глазах одна только серьезность, когда он продолжает:

– Потребность защищать их врожденная, типа коленного рефлекса. Мол, ладно, я хочу поговорить о чем-то не то чтобы нормальном, но я люблю их. Действительно люблю.

Джейми словно сражается с болью, выдавливая это из себя.

– В две тысячи седьмом, когда я вышел из шкафа и как бы осознал, чего хочу от жизни, я жил в Индиане в маленьком городке. Я знал, что то, что произошло со мной, когда я был адептом группы, никуда не денется, и поэтому решил, что перееду в Чикаго и сниму тот фильм.

И вновь знакомая история.

– Я просто хотел поговорить с ними. Мне надо было пообщаться со всеми, с кем я только мог, по поводу детства в «Народе Иисусовом». О том, как это ощущалось, как мы справлялись с этим уже взрослыми, уйдя оттуда. С чем мы столкнулись… знаете, психологически и эмоционально. Вы понимаете, идея родилась из любви. Я думал: «Я сниму кино, которое поможет примирению, поможет всем нам исцелиться». Мне хотелось заново обрести коммуну, которую я так любил.

Я верю каждому его слову, они отзываются у меня в душе. Видно, насколько нелегко ему продолжать:

– Такой фильм я хотел снять…

– Как я понимаю, все обернулось несколько иначе, – мягко замечаю я.

Он вздыхает:

– То, что я снял в итоге, травмировало меня. Мне было очень трудно работать над материалом, там было столько ужасающего, столько тьмы. Насилие над детьми, абьюз.

Если бы мы с Джейми сами были внутри документального фильма, комната заполнилась бы резким звоном и ощущением нехватки воздуха. Наездом камеры вам показали бы, как мои ногти впиваются в ладони, и все покрыл бы стук моего сердца, бьющийся о слова Джейми, рассеивающийся эхом. Но мы в реальности, и ничего не происходит, лишь горе заливает ту же комнату.

Тут только он и я. Все потрясающе не драматично.

Тихим голосом Джейми рассказывает истории детей в отеле, которыми злоупотребляли сексуально. Он был одним из них.

– Из тех ста двадцати людей, с которыми я говорил, это произошло с семьюдесятью.

Джейми думал, что то, что он пережил, – единичный случай. Но раз за разом в интервью с другими всплывала та же самая история.

– Твою мать! Так много, – отвечаю я и думаю, что и одной истории с Джейми было бы достаточно, чтобы считать это ужасным. То, чем он поделился, нельзя отбросить, невозможно сделать вид, что ты не слышал этого. Абьюзу подвергались все: малыши, те, кто едва подрос, подростки. Никто не избежал насилия.

Я спрашиваю Джейми, кто был абьюзерами – люди извне или же члены группы?

– Три человека в моем фильме в тот период обвинили одного из лидеров. Он и его жена первыми ушли из «Народа Иисусова». Большую часть лидеров обвинили в совершении абьюза или соучастии. Никто об этом не писал никогда. Происходившее замалчивалось, все держали язык за зубами… Они не ожидали, что это буду я.

Все молчали, кроме Джейми. Я знаю, как способно давить желание высказаться и каким оно может стать бременем.

Джейми продолжает:

– Они отослали детей, которые могли заговорить, желая изолировать, и убеждая их, что они сами виноваты: «что вы делали?», «почему сняли штаны?», «почему были в той комнате с тем человеком?»

Такое отношение – говорить детям, что они могут быть виновны в происшедшем, – тоже насилие, оно вредит не меньше, чем физические действия. Я думаю о том, что так ведь делают не только в религиозных коммунах или церквях. Коварная жестокость возложения ответственности на жертву возможна всюду. В группе скрывали все успешно до такой степени, что Джейми не знал о том, что кто-то еще подвергался домогательствам, пока не снял свой фильм.

После всего услышанного в интервью Джейми решил, что поднять голос значит обратиться в суд.

– Несколько моих друзей, принимавших участие в съемках, поговорили с адвокатом, и я присоединился к их судебному иску против группы.

Так они начали процесс против «Народа Иисусова» (который был в конце концов заброшен, поскольку члены группы приказывали свидетелям молчать). Это и была «тема», о которой не хотел говорить со мной Нил.

По окончании звонка я чувствую себя ошеломленной. Разве я не хотела знать, что случилось в «Башнях»? Теперь я знаю. И это, случившееся, – за гранью добра и зла.

* * *

Весь день я избегаю возвращения в отель. Сижу в общежитии, просматриваю отснятый материал, чищу оборудование, убираюсь в комнате.