Я хочу быть готовой – хочу спланировать это, записать, что я хочу сказать. Но мне нужно, чтобы то, что я скажу, шло из сердца. Я прокручиваю в голове разные сценарии, все варианты того, что может пойти не так. Мне трудно оставаться искренней, когда дело касается правды; когда колья в разговоре заточены, моя склонность замирать, нырять в рассказывание «истории» или примерять чужую личину тоже обостряется.
Я хожу кругами по кухне, потираю руки, пытаясь согреться, но холод идет изнутри: что я хочу сказать? Что я
Я беру ручку и пишу.
Я пишу от руки так взволнованно, что понимаю, что никогда не смогу перечитать написанное.
Я пишу до тех пор, пока пальцы не отнимаются и не начинают ощущаться как когти; пока чернила не начинают ощущаться как желчь в горле. Я пишу и понимаю, что этот разговор с родителями может оказаться последним.
Неожиданно меня наполняет печаль. Возможно, маленькая девочка во мне до сих пор цепляется за мысль о родительской любви, может быть, часть меня до сих пор, даже сейчас, хочет, чтобы они гордились мной. Но я понимаю, что, если выяснится, что, сказав моим родителям, что я чувствую, я поставлю точку в наших отношениях, я справлюсь с этим.
Звонок в дверь раздается в одиннадцать вечера. Знакомый силуэт Паза возникает в ореоле света, проникающего с улицы через стекло входной двери. Прыть, с которой я вскакиваю с дивана, чтобы открыть, почти смущает меня.
Когда Паз появляется где-нибудь, энергетика места, где он появился, всегда меняется. Паз заполняет пространство высоковольтной радостью, позитивом, иногда – громкими звуками. Сегодня благодаря ему весь дом будто сияет, может, даже пульсирует. Паз притягивает меня к себе и долго сжимает в крепких объятиях. Я выдерживаю всего мгновение, прежде чем нырнуть в них и потеряться в чистом и свежем запахе его парфюма.
– Пива? – спрашиваю я, отстраняясь.
– Конечно, – говорит он.
Мы садимся на скамейку в кухне. Мой кот Грейсон запрыгивает Пазу на колени и принимается бесстыдно тереться о него.
– Будем здоровы. – Паз подмигивает, наполовину обращаясь к Грейсону. Тот распластался на его коленях, словно цыпленок гриль.
– Ну, как там Африка? – интересуюсь я.
– Липкая, – отвечает Паз.
Я смеюсь.
– Каждый день как удар под дых, – добавляет он.
Паз рассказывает о своих приключениях в Кении, Камеруне, Нигерии и Гане. Слепые футболисты, унизительная бедность, жаркие, влажные ночи, переговоры, взяточничество, девушка-телохранитель, ходившая за ним повсюду, с древним револьвером в сумочке, еда, из-за которой он заболел дизентерией.
– Ну, что бы ты там ни подхватил, выглядишь шикарно! – хохочу я.
Мы говорим о путешествии по Америке. Знать, что мне не нужно объяснять ему все, утешающе. Паз мог не быть там
Его голос становится тише, когда он произносит:
– Был момент в конце, когда я немного беспокоился за тебя. – Я чувствую его теплую ладонь на своей.
– И… – я вытаскиваю руку, чтобы сделать глоток пива, – путешествие не закончено.
– Продолжай, – просит Паз.
– Мои родители в городе.
Он бросает на меня взгляд, полный тревоги.