Секта. Невероятная история девушки, сбежавшей из секс-культа

Я часто боялась встретиться с собой-подростком. Она была так зла, и временами мне казалось, что она не достойна той же любви, что я-ребенок. К ней я не испытывала сострадания, какое вызывал у меня десятилетний ребенок, которого я полюбила. Но и она, с ее неуклюжестью, бунтарством и глубокой уязвимостью, тоже здесь сейчас и ждет, чтобы ее услышали.

– Это так пугало и сбивало с толку – когда я на самом деле выросла и сделалась подростком. Мне нужно было как-то справляться, как-то выживать в мире, к которому я была абсолютно не подготовлена.

Она стоит здесь, девочка, боровшаяся за выживание, тосковавшая по любви и близости. Девочка, которая лгала, воровала и процарапывала себе путь в новую жизнь.

– Я не знала, как справляться с миром, и поэтому, когда я ушла, со мной случились по-настоящему плохие вещи.

Теперь мы все здесь, вместе; все версии меня, нуждавшиеся в том, чтобы их услышали, стоят перед моими родителями.

– Одна из главных моих проблем во взрослом возрасте, – воспоминания о том, как вы защищали группу, зная, что она жестоко обращается с детьми.

Во мне сейчас наша общая сила, всех нас, меня на каждом этапе моей жизни, мы собрали все частицы силы, какие были когда-либо у нас. Я так благодарна этому ребенку, прошедшему сквозь время, я благодарна подростку, справившемуся с тем, с чем ему пришлось столкнуться, и благодарна за упорство, позволившее им все это пережить.

– Что мне нужно было от вас, но чего вы мне никогда не давали, – свобода быть собой. Мне нужно было чувствовать, что вы со мной, на моей стороне, чувствовать, что вы защитите меня от группы и остальных жестоких взрослых. Я хотела быть для вас на первом месте. Хотела, чтобы вы хоть раз поддержали меня. Мне нужно было, чтобы вы признали правду о нашей группе, а не выгораживали ее. И дело далеко не только во мне и моих братьях и сестрах. Вы задолжали кое-что целому поколению из «Детей Бога», тем, чьи голоса не были услышаны.

Я вдыхаю чистый воздух; шторм освежил его. Я смотрю прямо в глаза маме и говорю, не отрывая взгляда:

– Ложь, предательство и нежелание защищать меня – за это я хочу простить вас когда-нибудь. За то, что не ушли оттуда, из группы, чей лидер был психически нестабилен и опасен. За то, что были ее пиарщиками и адвокатами. За то, что растили моих сестер и братьев в токсичной среде.

Я поворачиваюсь к отцу, который до сих пор ни разу не пошевелился.

– Я хочу, чтобы вы знали, что сейчас я живу жизнью, о которой ребенком не могла даже мечтать. В ней есть счастье и радость, каких в самых смелых фантазиях я не решилась бы вообразить. И у меня есть все, что вы прятали от меня и чего учили бояться. Есть настоящие близкие, которых в детстве я так жаждала иметь. Есть братья и сестры, которых вы дали мне, и они – мой мир.

Другие версии меня исчезают. Теперь нас только трое: я, моя мама и мой папа.

Мама плачет. Папа по-прежнему недвижен, он едва моргает. Тишину между нами нарушает только шелест океана.

Мама шепчет:

– Что нам делать? Как нам исцелить нашу семью? Мы хотим снова быть семьей.

– Как ни печально, но с вами двоими связано все то, что мы хотим забыть, – отвечаю я.

– Нам жаль, – говорит она.

* * *

Когда я ухожу оттуда, легкий воздух заполняет мою грудь. На меня накатывает эйфория, настоящая волна восторга. Я испытываю реальный, чистый подъем – примерно на такое чувство я надеялась, когда впервые пыталась простить их, много лет назад.

Религия, терапия, общество, фильмы, сам Бог говорили мне, что прощение – единственный способ обрести мир и что прощение – это дар. Но даром, в котором я действительно нуждалась, был тот, что я преподнесла самой себе: встать сегодня и отдать дань правде.

Мое путешествие в поисках мира с моим прошлым в меньшей степени относилось к прощению и в большей – к переходу от того, чтобы быть жертвой своего детства к тому, чтобы стать родителем самой себе. Поддерживая себя и выбирая жизнь с людьми, которые меня на самом деле любят. Дар заключается в том, чтобы справиться с гневом внутри с яростью львицы и создать из детства, что было мне дано, нечто значимое.

Так что я свободна.

Сейчас я благодарна за свое детство, потому что оно не ограничивает меня. Я могу любить его, смеяться над ним, рассказывать о нем, учиться у него. Моя личность – не то, что «со мной сделали». То, кто я есть, не начинается и не заканчивается рождением в культе. Я отношусь с глубоким уважением ко всему, что пережила в каждом возрасте, в каждый момент пребывания в этом мире. Но черт меня подери, если я позволю еще хоть одному ребенку пройти через это.

И пусть я теперь свободна, но когда речь идет о несправедливости, что совершается по отношению к другим детям, я знаю, что это не тот случай, когда нужно отпустить, простить или забыть. Возможно, что именно я должна зажечь свет, потребовать, чтобы подобного не происходило снова, указать, что из родительского права на свободу вероисповедания не следует нарушения прав ребенка.