– На чердаке. Я обещаю, я спрячу и ее, и плейер, – говорит Мария.
Позже в тот же день я иду в офис. Я некоторое время училась офисной работе, так что разбираюсь в ней. Прежде факс казался мне чем-то вроде причудливого пищущего инопланетного аппарата, а теперь я могу отсылать сообщения почти с закрытыми глазами. Моя задача – рассылать опровержения и пресс-релизы по спискам телефонных номеров СМИ, которые дает мне отец. Он говорит, что газеты печатают только «сенсации», но мы должны «сыграть свою роль» в донесении до мира информации о нас.
Я жму на пластиковые клавиши с цифрами, наслаждаясь тем, как они пищат, дожидаюсь визжащего звука. Он означает, что сообщение проходит сквозь провода в стене, через кабели по небу и приземляется где-то в редакции.
Перекрывая визг факса, из соседней комнаты доносится характерный рычащий голос моего отца. Он там с одной из девушек-тинейджеров, Селестой, они готовятся к суду в Великобритании.
– Ты прочла? – спрашивает отец.
– Да, – тихо говорит она.
– Как следует прочла, запомнила?
– Да, – отвечает она.
– Достаточно хорошо запомнила, чтобы в зале суда, полном системитов, заполненном врагами Бога, во время допроса ты
Мне прекрасно известен этот его тон, холодный и пугающий.
– Да, – отвечает Селеста тем же тихим голосом.
– Ты не забудешь эти письменные показания, когда окажешься перед судьей? – продолжает отец.
Я знаю, что такое письменные показания, с прошлой недели. Свидетельство под присягой и подписью, рассказывающее о том, как мы живем здесь. Такие показания – «неотъемлемая часть» того, что излагают
– Да, – ответ девушки звучит еще тише.
– Хорошо, тогда подпиши.
– Подписать? – в голосе Селесты растерянность.
– Напиши свое имя здесь, в этом квадрате, – объясняет он.
За последнюю неделю довольно многим подросткам пришлось дать письменные показания под присягой. Практически никто из них не «замешан» в суде, но их свидетельства подключат к делу. Я думаю о том, кто написал показания Селесты, о чем они и насколько трудно было их выучить. Интересно, они сказали, что Сафира лжет?
Кто-то напишет за них свидетельства так, чтобы те звучали «в самый раз» и понравились суду. Может, это будут мои мама или папа. И мы защитим наш образ жизни.
Марию поймали. Я так и знала, я знала, что она недостаточно осторожна. Так и думала, что ее увидят, или услышат, или кто-нибудь на нее донесет. Прошло всего несколько дней с тех пор, как у нее появилась кассета, но вожаки (они же шпионы) всюду, это был лишь вопрос времени.
Я могу только вообразить, что с ней сделали. Ее наказывают наверху. Возможно, с тех пор как дом стал «открытым», избиения прекратились, но если мы здесь в чем-то и можем быть уверены, так это в том, что, когда дойдет до наказания, взрослые проявят изобретательность.
Они захотят выяснить, где Мария взяла кассету и кто еще об этом знает. Потребуют у нее список имен. Но Мария никогда не раскалывается, она в жизни никого не выдаст. Она всегда верна друзьям. Она предпочтет, чтобы избивали ее, чем тронули кого-нибудь еще. Мария самая сильная девушка из всех, кого я знаю.
Я жду ее в нашей комнате. Она возвращается с покрасневшим лицом, опухшими глазами, но в ней по-прежнему ощущаются искры гордости. Мне отчаянно хочется узнать, что случилось и как она, но некоторое время мне следует держаться в стороне. Пока для нас не станет безопасно общаться.
В наказание за ее проступок Марию отправили во временную тишину – ей нельзя разговаривать неделю. Также ей дали выучить дополнительные главы из Библии, знание которых у нее проверят. Теперь у нее есть дополнительные обязанности и первое «официальное предупреждение». Ни одно из наказаний не тревожит меня, кроме последнего – о таком я прежде не слышала. Никто не объясняет Марии, что это значит, и я боюсь.
Начался обратный отсчет. Судный день на горизонте.
Ощущающееся в доме напряжение с каждым мгновением становится сильнее. Тем больше, чем ближе день судебного заседания, который решит нашу участь. Мы ведем эту битву с законом уже два года. Весь «открытый дом», вся жизнь в нем существуют лишь ради победы над системитами. Весь мир вращается вокруг абстрактной, и все же такой реальной вещи. Мы надеваем мирское, у нас есть учебники – их купили, чтобы мы могли сойти за образованных. Мой отец учит нас английскому акценту. Мы должны звучать «нормально».
Все только лишь ради суда. Все их усилия. Но вероятность проиграть висит над нами как дамоклов меч.