Секта. Невероятная история девушки, сбежавшей из секс-культа

Я чувствую, как пальцы горят, проезжаясь по бетону.

Мое тело врезается в ее.

Моя кожа рвется.

Я ударяюсь о землю, Эли плюет мне в лицо. Плевок сочный, он горит одновременно жаром и холодом.

Я чувствую вкус крови, когда она хватает меня за руку, удерживая меня, поддерживая и тут же толкая обратно на «ринг»…

Я снова слышу, как шумит бар в Лос-Анджелесе. Я что, несколько минут пялилась на того стоящего в стороне незнакомца? Или это было всего лишь мгновение? Взгляд мужчины встречается с моим.

– Бекси, это ты? – говорит Эли.

Мне довольно часто чудятся лица врагов моего детства. Я вижу дядю Джуда в кафе в Сток-Ньюингтоне или дядю Джонатана – на другой стороне улицы в Аризоне. И каждый раз их лица представляют собой не более чем отпечаток на ком-то скромном и невинном, но он отбрасывает меня в момент из прошлого, что кажется реальней, чем опора подо мной.

И все же никогда видение не было настолько настоящим.

– Твою мать, я так и думал, что это ты! – восклицает он.

В Лос-Анджелесе больше полутора сотен баров, но вот, пожалуйста, он именно здесь.

Мою кожу покалывает. Я всматриваюсь в мужчину, которым стал Эли. Юношеская припухлость ушла. У него тонкие волосы и худощавое телосложение. Мужчина, которого в любой другой ситуации я не удостоила бы второго взгляда. Человек, которого я так боялась, когда была ребенком.

Все, что он делал ради них. Все, что я мечтала сказать ему, если увижу его когда-нибудь, когда вырасту, сказать как равная. И вот мы встретились. Удача и вселенная дают мне этот шанс. Шанс схватить его за хлипкую шею и заорать в лицо:

Ты что, чувствовал себя мужиком, делая все то дерьмо с маленькими девочками?

Ну и как, чувствуешь себя долбаным мужиком сейчас?

Но я не нахожу внутри достаточно ярости, праведный гнев не приходит. Я вижу перед собой печальную и дряблую оболочку от мужчины. У него нет никакой силы, нет власти надо мной. Все, что я чувствую к нему, – жалость.

– Можно угостить тебя выпивкой? – говорит он.

– Нет, спасибо, не надо.

– Мне жаль, – добавляет он.

– Я знаю, – говорю я.

И я на самом деле знаю.

* * *

На следующий день я просыпаюсь дезориентированной. Во рту у меня пересохло, а в крови ощущаются следы легкого алкогольного дурмана. Лицом я утыкаюсь в чью-то пахнущую мускусом подмышку. Я протягиваю руку, чтобы удержать теплое тело, охватывающее меня.

– Доброе утро, идиотка.

– Доброе утро, – квакаю я.

Удовлетворенная, довольная и получившая одобрение, я просыпаюсь рядом со своей подругой.

– Какая ночь! – говорит Софи.

– До сих пор в шоке. Что сдохло у меня во рту? – интересуюсь я.

– Оно не сдохло, оно переползло в мой рот, чтобы испустить последний вздох… там оно и окочурилось.

– Я его не виню: кто не хотел бы умереть у тебя во рту? – замечаю я обыденно.

– Это самое милое, что ты когда-либо говорила, – смеется Софи, переворачиваясь в постели. – Каковы были шансы, что мы столкнемся с тем чуваком в баре? Твоим засранцам из группы есть за что ответить – сколько еще ему подобных ходит рядом и делает с людьми неизвестно что? Твой культ был идеальной средой для выращивания психопатов. Передай мне ту воду?

– Ага.

Она садится и делает глоток. Я кладу голову ей на колени, мой мозг начинает слегка пульсировать. Я рада, что все еще достаточно пьяна.

Мне это дорого обойдется.

– Но разве в нашей поездке не произошла целая куча странного? – добавляет она.

Утренний свет льется в окно. Мы сидим в тишине, дыша в унисон, и наблюдаем за частичками пыли в солнечном луче.

– Свет – это прекрасно, правда? – шепчет Софи.

– Угу, – говорю я.

Она гладит меня по голове и говорит:

– Не могу поверить, что ты в порядке.

– А я в порядке? – уточняю я.

– Нет. Разумеется, нет, ты совершенно ненормальная…

Я смеюсь.

– В твоей семье у всех все в порядке? – Я чувствую, как сквозь пьяную дымку в Софи проглядывают настоящие тревога и нежность.

– В основном, – говорю я.

– Что случилось с Крисом? – спрашивает она.

* * *

Встреча с Эли прошлой ночью положила начало целому разговору о детях, которых «обратили». Мы с Софи провели в баре несколько часов, погрузившись в беседу о синдроме надзирателя, о детях, которые повторяли за взрослыми, чтобы выжить. О том, как я была не уверена, индоктринировали ли Криса, и стал ли он одним из них, или он присоединился к ним, чтобы защитить меня.