Я не знала, что они что-то конфисковали во время рейдов. Мои родители ничего нам об этом не говорили. Но пока я читаю, у меня всплывает воспоминание из южноафриканского периода, о том, как я, пятилетний ребенок, смотрела эти фильмы. Их сняли молодые девушки для Моисея Дэвида. Нам говорили, что видео прекрасны, что они являются выражением любви. Я помню день, когда несколько теток и молодых девушек снимали их в нашем доме. Нам не разрешали ходить мимо определенного окна, если мы оказывались «на заднем плане». Я слышала музыку, громко игравшую в комнате, где была установлена камера. Мы с Джоэлем нашли место, откуда можно было смотреть. Мне были видны лишь их очертания сквозь сетчатые занавески. Девушки эротично сняли одежду, медленно, вращаясь под музыку. Джоэль и я имитировали танец из нашего укрытия, весело потирая свои собственные тела и беззвучно смеясь.
Заголовок на следующей странице гласит:
«ДЭВИД БЕРГ СЕКСУАЛЬНО ИСПОЛЬЗОВАЛ СОБСТВЕННУЮ ВНУЧКУ».
«…Его внучка обвинила его в том, что он начал совершать в отношении нее сексуальные действия, когда ей было пять лет…»
Я живу в этой группе с рождения, и даже меня, притом что мне известно, известно из первых рук, шокирует заголовок и сообщение о заявлении внучки Моисея Дэвида.
Нет, это для меня не новости, но я читаю их
Я вновь переворачиваю страницу. Моя рука дрожит от беспокойства из-за того, что я увижу на другой стороне. Мой резкий вдох прорезает полутемную комнату. Из центра страницы кричит фото. Ему несколько лет, оно черно-белое и зернистое, но это определенно я. Я касаюсь края снимка, и на подушечке пальца у меня остается отпечаток серой краски. Он показывает, насколько это реально, так реально, что покидает страницу и оставляет на мне отметину. Фотография была сделана в тот день, когда мы приехали в Лондон на демонстрацию. Я стою у аргентинского посольства, одетая в джинсовый пиджак, который мне дали и который я так обожала, мое детское лицо искажено в полном искреннего энтузиазма крике.
Я не знала, что выгляжу так. Мои волосы выбиваются из низкого хвоста, завиток обрамляет лицо. Я выгляжу сильно меньше, чем люди вокруг меня. Меньше, чем я представляла себе. Я выгляжу как ребенок. Я не чувствовала себя ребенком в тот день, когда была сделана фотография, – я чувствовала себя взрослой, я чувствовала себя так, словно я взрослая, много лет.
Заголовок гласит: «ДЕТИ ГОСПОДА ДАЮТ ОТПОР».
В моих крошечных раскинутых руках, словно пастушеский посох, торчит плакат с нарисованными любительской кистью большими словами.
На плакате написано: «ОТПУСТИТЕ НАШИХ ДЕТЕЙ».
13
Ничего не прощать: 16 лет после
Я сосредоточенно смотрю на ковер в центре комнаты. На нем вышиты цветы, их листья перекрываются. Я пялюсь так сильно, что цветы принимаются мерцать, двигаться в направлении друг друга, словно трясущиеся, дрожащие руки в поисках утешения, но чуть-чуть не дотягиваются.
Я в своей гостиной в Лондоне. Я вернулась из путешествия длиной в шесть месяцев и почти приспособилась снова к лондонской жизни. Но последние двадцать четыре часа изменили все.
Я ничего не чувствую. Не ощущаю ни гнева, ни печали.
Я словно под анестезией.
– Вот и ты… – входит Паз со стаканом воды в руке. Я знаю Паза восемь лет. Он мой продюсер, мой самый лучший слушатель и мой хороший друг. Возможно, он думал, что попадет на вечеринку в честь победы. Но вот она я, сижу здесь, почти что в ступоре.
– Спасибо, – слово пересыхает у меня во рту.
Вчера я должна была вылететь обратно в Штаты, но группа, в которой я должна была жить, отменила визит. Разочарованная, сконфуженная, я сидела у себя на кухне, задаваясь вопросом, каким должен быть мой следующий шаг. И тогда раздался звонок с неизвестного номера. Это был мой папа:
Был ли это знак? Предполагалось, что мой следующий шаг должен был быть таким? Может, с этого нужно было начинать?
С возвращения к истокам.