Секта. Свидетели убийства гражданина Романова

Пуще террориста злого

Государь боится слова

«Десакрализация».

Из песни группы «Дореволюционный советчик».

Вспомним еще раз цитату из «Материалов о канонизации»:

«Последний Император России относился к Православной Церкви с сыновней заботой. За время его царствования число приходских церквей в России увеличилось более чем на 10 тысяч, открыто было более 250 новых монастырей. Император сам участвовал в закладке и освящении новых храмов, жертвовал на их созидание личные средства. Государь часто посещал святые места, глубоко и искренне почитал святых угодников. В последнее царствование канонизовано было больше святых, чем за два столетия правления его предшественников, от Петра I до Александра III».

Интересно бы понять, с чьей подачи разговор о положении Церкви в ХХ веке (и не только) сводится к вещам сугубо материальным? Сколько храмов построено, сколько святых канонизировано, кто и куда ездил паломником… А вот решил ли этот «верный сын Церкви» самую главную из ее проблем — проблему полной зависимости от государства? Тем более что по положению в государстве он являлся не только «сыном Церкви», но и одновременно ее «отцом», и власть имел неограниченную.

В 1905 году, в связи с подготовкой закона о свободе вероисповедания, в церковных кругах заговорили о том, что надо бы дать свободу и Православной Церкви, а то у чужих конфессий получается даже некое преимущество. И в первую очередь речь зашла о восстановлении патриаршества. С инициативой еще в марте 1905 года выступил премьер Сергей Витте, подав на высочайшее имя записку «О современном положении Православной Церкви». К просьбам подключился и Синод. Против, как и следовало ожидать, выступил обер-прокурор Синода Константин Победоносцев. Он утверждал, что патриаршество противоречит соборному началу в Церкви, условием соблюдения которого является деятельность обер-прокурора. Кто бы сомневался? Именно царский фельдфебель во главе и является залогом «соборного начала»!

Что же монарх? Вроде был не против, признал, что Поместный Собор необходимо созывать, даже позволил создать Предсоборное присутствие. Подготовка велась вплоть до марта 1907 года, когда, получив программу предстоящего Собора, Николай… повелел отложить Собор ввиду «переживаемого ныне тревожного времени». Он опасался, что церковники станут в оппозицию к самодержавию.

После «манифеста 17 октября» оскорбленный в лучших чувствах Победоносцев вышел в отставку. Началась «чехарда обер-прокуроров», предваряющая собой «министерскую чехарду» 1917 года. За четыре года на этом посту побывали специалист по сельскому хозяйству и земельным отношениям Алексей Оболенский, его тезка Ширинский-Шихматов (для разнообразия, работник Синода), товарищ министра народного просвещения Петр Извольский, знаменитый эпидемиолог Сергей Лукьянов, затем Владимир Саблер, многолетний товарищ обер-прокурора. При нем подготовка Собора возобновилась, в феврале 1912 года было вновь созвано Предсоборное Совещание, но пока оно готовило уже один раз подготовленное мероприятие, началась война и опять стало не до того. (Для справки: после падения монархии, в куда более сложной политической обстановке, вся работа по подготовке Собора заняла четыре месяца.)

Если в 1905 году у кого из архиереев еще не было оппозиционного настроения, то сколько таких осталось к 1917 году? Один человек? Тем более что методы управления Церковью у Николая нисколько не отличались от методов управления государством.

Есть такой исторический анекдот про последнего царя. За бедной француженкой-гувернанткой волочился некий молодой человек, но неудачно: девица ни на что не соглашалась без законного брака. Воспользовавшись тем, что француженка не знала русского языка, ухажер повел ее в церковь и заказал молебен во здравие царя, сказав барышне, что это венчание. Та узнала правду лишь по окончании медового месяца и решила искать защиты у царя. Во время прогулки Николая II она бросилась ему в ноги и рассказала свою историю. Что сделал царь? Никогда не угадаете. Он распорядился… считать молебен венчанием.

Не факт, что этот случай действительно имел место. Но мог иметь — именно таковы были те маленькие нарушения законов, который позволял себе последний император со словами: «Такова моя царская воля».