Секториум

Все стало ясно, когда лысая голова Птицелова приблизилась к люку. Его роста хватало для того, чтобы взять меня за нос и стащить вниз, но он неподвижно стоял под машиной, вглядываясь в темноту салона, и мерцающий фонарь придавал его лицу пульсирующие зловещие очертания. У меня еще был шанс спрятаться, но я высунулась в люк и похлопала его по плечу для уверенности, что это не «фазан»:

— Привет, Його! — сказала я. — Рада тебя видеть. Я соскучилась.

— Спустись, — произнес в ответ неподвижно стоящий гуманоид.

И я спустилась, как с теплого берега в ледяной океан.

Лица Юстина и Мариванны, как призраки прошлой жизни, преследовали меня на нижних палубах космопорта, но детали уже расплывались в памяти. Сумбурные впечатления пережитого удалялись, волочились шлейфом по полу, цеплялись за пороги. На меня надвигалось что-то невидимое и грандиозное, способное подавить все, что еще жило в воспоминаниях. Лифт опускался на глубину, температура понижалась, становилось трудно дышать.

— Мне дальше нельзя, — сказала я Птицелову. — Там другой карантинный режим. Это может плохо кончиться.

— Кончится хорошо, — заверил он, словно речь шла не о моей новой жизни, а о сказке, прочитанной им накануне.

«И то верно, — подумала я. — Конец всегда хорош. Одно то, что это конец, звучит обнадеживающе».

Площадка лифта встала в темном фойе.

— Иди без страха, — сказал Птицелов.

Я, оставив страхи, пошла туда, где еще не ступала нога человека, и не сделала двух шагов, как набила шишку невидимым предметом.

— Не туда, — уточнил Птицелов. — За мной иди.

И я пошла на голос, потому что обратной дороги не было видно.

Если бы у человечества была нужда летать, в то время как оно осваивало равнинное пространство, это было бы совсем другое человечество. Иначе бы сложилась его история. Если бы у прочего разумного контингента Вселенной была необходимость осваивать разнообразные ресурсы бытия, — он бы и выглядел разнообразнее. Но форма разумной жизни стремится к универсалу, а с выходом в общий космос, почти достигает его. Тогда и возникают универсальные понятия и универсальные проблемы.

Проблемы возникают, как только разумное существо пытается оторваться от планеты и освоить скорость, то есть проходит первый порог адаптации: отход от родного светила на критическое расстояние, когда привычное излучение не доминирует в общем фоне. На этом этапе происходит перенастройка биоритмов: меняется состав и интенсивность слэпа, отдельные его диапазоны деградируют, другие развиваются. Это проявляется в так называемой «космической коме», ощущении дискомфорта. Может случиться амнезия, обостриться болезни, психические расстройства. С некоторой частью граждан это может произойти даже на родной планете, но таких не примут в отряд космонавтов.

Следующий барьер адаптации — уход от галактики на соответствующее критическое расстояние, чреватое примерно теми же расстройствами. Все это испытали на себе альфа-сиги, а мы пользуемся их печальным опытом. Разумеется, те, кого они привлекли к работе. В наших транспортных капсулах солнечный фон излучения, в организме все нужные препараты и масса хитростей в бытовых мелочах. Даже в таблетках, которые служат пищей, предусмотрены особенности ритма вращения планеты, системы, Галактики. Иногда это кажется такой сложной наукой, что страшно за человечество. Однако мы не первые и не последние. Другие справляются. Почему бы не справиться нам? Тем более что третий барьер адаптации, — критическое торможение, отдельными его представителями уже пройден. И, надо сказать, небезуспешно. Потому что именно он заставил сигов освоить термин, который они на дух не переносят, и считают научной фантастикой. Речь идет об алгонии — светлом веществе Вселенной.

На сверхвысоких скоростях, дальше которых разгон казался невозможным (также как нам сейчас кажется невозможным превышение скорости света), навигационная служба заметила интересный эффект: при резком торможении координата корабля не определялась. Точнее, имела недопустимые погрешности. Несмотря на это, корабль не размазывался в пространстве, как клоп по обоям, а успешно гасил инерцию. Тем не менее, службы слежения брали за координату непомерно огромный участок космоса. Инженеры списали это на техническую недоработку, связанную с аномалиями сверхскоростей, и доработали, сделали, грубо говоря, локатор, способный гасить инерцию скорости поступающего сигнала. Каково же было удивление наблюдателей, когда погрешность оказалась точно такой же.