Секунда между нами

Эти слова рассекают воздух, точно невидимые кинжалы. Мое сердце бешено колотится в груди. Наверное, и у Дженн тоже, потому что я слышу ее дыхание. Кажется, эти двое стоят в саду уже целую вечность, словно застряв во времени. Лицо Мэриан покрывается красными пятнами.

– В каком смысле… ударил? – Дженн наконец прерывает тишину.

Мэриан мотает головой, как ребенок, который не желает отвечать.

– Забудь все, что я сказала.

– Мама, – говорит Дженн, вставая прямо перед ней, – пожалуйста, я очень тебя прошу…

Мэриан сжимает в руках кисточку и, опустив голову, разглядывает ее так, будто на ее расколотом стержне можно найти выход из сложившейся ситуации. Но Дженн не отступает. Для нее это вопрос жизни и смерти.

– Это случилось в сентябре, – начинает Мэриан наконец. Она говорит так тихо, что я едва различаю слова. – Если помнишь, твой папа тогда много работал над каким-то крупным проектом, и я старалась лишний раз не попадаться ему на глаза. Я вообще старалась держаться от него подальше… Понимаешь, у него были свои особенности. Как-то вечером я мыла посуду, руки были скользкие, и я уронила на пол кастрюлю – ту, огромную, в которой мы суп варили. Грохот был жуткий, и твой отец… твой отец вдруг прибежал из своего кабинета… У него было такое лицо… Дженни, я никогда в жизни не видела его таким злым. Он закричал, что я абсолютно никчемная и от меня один шум. А потом подошел и ударил меня, сильно ударил.

– Этого не может быть, – шепчет Дженн, тряся головой.

– Может, – с нажимом произносит Мэриан дрожащим голосом. Она смотрит на свою картину так, словно под слоем краски видит себя на кухне в тот ужасный вечер. – Это было вечером перед тем, как он ушел. Я пыталась его остановить, – продолжает она и трет глаза. – Он начал собирать свои вещи, а я сказала, что люблю его и все прощу. Я и подумать не могла, что он бросит нас… Какая же я дура.

Дженн в оцепенении уставилась на нее, будто не в силах осознать услышанное.

– Сначала он согласился остаться, – продолжила Мэриан, – и мы пошли спать, как обычно. Но как только я заснула, он встал и ушел.

– Этого не может быть, – повторяет Дженн, на этот раз более твердо. – Я тебе не верю. Папа никогда бы так не поступил. Ты все неправильно поняла.

– Мне очень жаль, – отвечает Мэриан. Ее глаза снова наполнились слезами.

Дженн начинает трястись – то ли от холода, то ли от слов матери. Я надеялся, что они продолжат говорить, – вдруг это поможет прояснить ситуацию. Открыть ее тайну. Это вполне реально, разве нет? Ведь эпизод очень травмирующий.

Но почему Дженн скрывала это от меня? Ее отец – не первый и не последний муж-абьюзер. В любом случае я согласен с Дженн – ситуация неоднозначная. Все, что я увидел из ее детства, чему стал свидетелем, говорит только об одном – ее отец был хорошим парнем.

– Я тебе не верю, – снова произносит Дженн. – Папа самый добрый и самый ласковый человек из всех, кого я знаю.

– Дженни, я сказала тебе правду. Наверное, ты не замечала, но иногда у него случались сильные вспышки гнева. Это был единственный раз, когда он меня ударил, но в последнее время он становился все более раздражительным. Я даже начала думать, не пьет ли он. Ведь его отец был алкоголиком, ты знаешь?

Дженн мотает головой:

– Я не хочу больше говорить об этом.

Мэриан смотрит так, будто собирается что-то добавить, но потом кивает. Кисточка теперь просто лежит у нее на колене. Все вокруг нас начинает блекнуть, и мне не удается представить ее отца в том образе, о котором говорила Мэриан. Она как будто нарисовала для Дженн некий контур, общую схему для «картины по номерам», но без номеров.

Пока Дженн идет через сад обратно к дому, я лихорадочно пытаюсь сообразить: если ее отец ничего такого не делал, значит, Мэриан лжет?

Но зачем ей это?

В голове всплывает фраза Дженн: «Мне просто интересно, почему люди поступают так, а не иначе» – этими словами она старалась объяснить, почему ей нравится психология.

Перед тем как исчезнуть во мраке дома, Дженн оглядывается на лужайку, на мать, которая снова усаживается перед холстом. Дженн выглядит совершенно растерянной – как будто весь ее мир рухнул. Наконец она входит в подъезд, и звук ее шаркающих шагов эхом отражается от каменных стен.

В голове снова начинает стучать. Ее мать наклоняется за пластиковой бутылкой, которая стоит рядом с ней на траве, и поливает верхнюю часть картины скипидаром. Он стекает фиолетовыми, зелеными и коричневыми струйками, растворяя золотистые блики и уничтожая светотени.

Тринадцать

2017

ДЖЕНН

Она сидит за столиком в гостиной и уже заканчивает покрывать ногти золотым лаком, когда слышит звонок в домофон. Она поднимает глаза.

– Я открою, – с улыбкой говорит Робби и выбегает из комнаты.

Она закрывает флакон, ставит его на столик и тоже улыбается.

Марти вернулся.