Подойдя к двери в ресторанный зал, я смотрю в круглое окно. Стены отделаны бордовым твидом. Значит, ремонт уже сделан. Вполне вероятно, что это вечер того же дня.
То есть это
У меня в животе все переворачивается, когда я вспоминаю о том, что понял в машине.
Но ведь Дженн в тот вечер не было в ресторане.
Звук открывающейся двери. Я оборачиваюсь и вижу ее у черного входа. Она выглядит страшно расстроенной. Словно сама не своя. Что-то случилось. И тут я обратил внимание на ее карман – письмо было там.
Вот она, ее тайна.
Я чувствую это.
Нужно как-то достать конверт, и тогда мы очнемся. Я положу этому конец.
Дрожащими руками она берет с полки бокал и наливает воды.
У меня оборвалось сердце.
Сделав глоток, она начинает мерить шагами кухню, бледнея с каждой секундой. «Господи боже мой, – бормочет она и закрывает лицо руками. – Боже ты мой». Она буквально не может стоять на месте.
Теперь я вспоминаю.
В тот вечер, когда я был в ресторане, она написала, что ей надо со мной поговорить.
А я просто проигнорировал ее сообщение. У меня была куча дел, я совсем вымотался. И решил: это подождет.
И вот она здесь, чтобы поговорить с ним.
Она подходит к двери в зал и смотрит сквозь круглое окно. Она как будто в панике.
Нужно просто достать письмо.
Если я сделаю это, она очнется.
А если она очнется, мы выживем.
Я подкрадываюсь к ней сзади. Черт, она засунула письмо глубже в карман. Придется запустить туда руку, и пусть она пугается сколько душе угодно.
До боли знакомый голос заставляет меня остановиться. Сквозь стекло я вижу «другого» себя, беседующего с пожилой парой.
Он пожимает им руки у двери ресторана и открывает дверь. Пара растворяется в темноте, Робби остается один.
Возвращается в ресторан.
Сбоку появляется какая-то фигура.
Это она.
Лив.
Только она собирается толкнуть дверь в зал и начать разговор, как вдруг что-то ее останавливает. Какое-то движение. Лив прижимается к Робби.
И страстно его целует.
Тошнота подкатывает к горлу.
Все вдруг будто перевернулось с ног на голову. Стало каким-то неправильным, ненормальным. Этого просто не могло случиться.
Момент упущен. Они ее не замечают, а она не может вынести такого унижения. Только не теперь.
Не после письма.
Она должна бежать отсюда, бежать от него.
Ноги словно сами собой несут ее через всю кухню к двери. Она бесшумно открывает ее и вдруг чувствует, как кто-то тихонько дергает ее за куртку. Она автоматически опускает руку и оборачивается.
Но на кухне никого нет.
Она взглянула на дверь в зал, и ей стало дурно от одной мысли, что́ там сейчас может происходить. Но она не желает ничего знать и, крепко зажмурившись на секунду, выходит на улицу.
В ночной холод.
Паспорт, кошелек, телефон. Она мысленно перебирает пункты, прежде чем выйти из квартиры. Сердце бешено колотится. Она не совсем уверена, что́ побросала в сумку. Понятия не имеет, какие вещи нужно взять с собой, учитывая, что она даже не представляет, куда направляется. Ясно только одно: ее не должно быть здесь, когда Робби вернется. Сейчас, после всего увиденного, она не может рассказать ему правду.
Сейчас нужно уходить.
Осталась только одна вещь, которую она должна сделать. Схватив письмо со столика, она идет с ним в гостиную и комкает возле камина. В нем еще остались тлеющие угольки, и она вспоминает, как в самом начале отношений они впервые разожгли камин. Робби тогда все лицо перепачкал углем и пытался вытереть его об нее, пока они не завалились на камин в вихре черной пыли и поцелуев.
Когда-то они были идеальной парой.
Она берет зажигалку, лежащую возле ковша с углем, и, держа письмо перед собой, пытается разжечь огонь.
Мелькает тень.
Какое-то движение рядом с ней, – что-то выбивает письмо из ее рук.
Взяв себя в руки, она снова пытается разжечь огонь, и на этот раз все получается. Она подносит зажигалку к краешку письма и наблюдает, как оно сначала чернеет, потом становится оранжевым и наконец превращается в обугленные лепестки, покрытые белым пеплом. Двигаясь от краев, огонь пожирает слова, сжигая все дотла. Дженн бросает остатки бумаги через решетку к догорающим углям.