Секундант одиннадцатого

– А чего вы раскомандовались? Изолятора испугались? – скорее удивился, чем возмутился Востриков. Но дал знак подчиненному отойти.

– Видите ли, вы человек молодой и еще не знаете, насколько уязвим низовой персонал перед лицом начальственного произвола. Можно слыть мастером своего дела, предположим, как вы, при этом не только не иметь перспектив карьерного роста, но и ежеминутно рисковать своим местом занятости. Иными словами, любое нормативное, в духе инструкций решение чревато суровыми оргвыводами, когда начальство жаждет списать свой промах за счет рядовых исполнителей. То, что, на первый взгляд, освящено буквой и духом закона, при некоторых обстоятельствах может обернуться для вас компроматом. И тысячи отраслевых инструкций, вдруг поменяв интерпретацию, заработают против вас. Подвожу итог… Не сомневаюсь, что в моем случае вы действуете по правилам, и я не помышляю вас критиковать. Но поверьте мне на слово: моя высылка, к которой вы будто непричастны, тот самый случай, когда паны дерутся, а у холопов чубы трещат. То есть может так случиться, что моя депортация вылезет вам, прилежному клерку, боком. Для того чтобы такую вероятность исключить, вам нелишне перестраховаться… Как представляется, весть о моей планируемой высылке наверх уже ушла…

– Наверх – это куда? – жестко перебил функционер.

– Наверх – это наверх, отталкиваясь от понятия «чекистский капитализм», получившего хождение на Западе, – разъяснил Алекс и вновь оккупировал трибуну: – При всем том извещен ваш надзор или нет, не столь уж важно. То, что актуально – это донести до вашего начальства мои слова, не выходя за должностные рамки при этом. Ведь у высылаемого право на просьбы и апелляции имеется. Так вот, прошу передать по инстанциям, что в накопителе Шереметьево для высылаемых содержится гражданин Израиля Алекс Куршин, 1954 года рождения. Точка. Это все, что я прошу.

Востриков оглянулся, будто проверяя, на месте ли Миронов, чуть раньше озадаченный доставить Алекса к неким сирийцам, с учетом израильского подданства последнего – настоящая пресс-хата. Но, обнаружив Миронова поблизости, почему-то задумался. Все же спустя секунду-другую будто вспомнил:

– Если у высылаемого – билет в один конец, то проездные расходы ложатся на него; уточню только стоимость билета. Куда все-таки – в Тель-Авив или Берлин?

– Говорила-їхала… – озвучил присказку Алекс, мало того что западноукраинскую, так еще малоизвестную. Вздохнув, продолжил: – Размечтались… Нет уж, произвол без должного ресурса – обезьянничанье в чистом виде. Как говорится, любой каприз, но за ваши деньги…

Востриков то ли в отвращении от услышанного, то ли подустав от трудного подопечного, скривился, после чего движением ладони пригласил Миронова подойти. Когда тот сблизился, нечто шепнул ему на ухо. И в приграничной суете незаметно растворился.

В камеру Алекса эскорт доставил не сразу – на процедуру регистрации в секторе пересылки ушел добрый час. Еще полчаса занял так называемый «прием» – технический цикл изоляции: беглый врачебный осмотр, изъятие личных вещей, включая ремень и шнурки, инструктаж о нормах внутреннего распорядка.

Пресс-хата не состоялась, хотя бы потому, что к его появлению на пересылке сирийцев выпустили для посадки на обратный рейс – Алекс пересекся с ними, когда оформлялось его задержание. Более того, со старшим по возрасту (приблизительно его лет) он кратко пообщался, причем по-русски. Тому почти не удивился: для забитого Ближнего Востока семидесятых-восьмидесятых СССР был возможностью получить за малые деньги пусть горбатенькое, но все же высшее образование, понятное дело, в сфере естественных наук. Ну и с минимумом инвестиций обзавестись женой-европейкой. Вследствие чего подняться в родном табеле о рангах на позицию-другую, не считая обретенной квалификации.

Алексу было обидно, что более плотного знакомства не получилось. Солидного возраста сирийцы не только на боевиков не тянули, но и были им полной противоположностью. Все – остепененные преподаватели вузов Дамаска, сирийская интеллигенция. Так что было с кем поговорить. О трагедии века, разорвавшую их родину на кровоточащие лоскуты, логистике беспрецедентного исхода в пятнадцатом и главное – каким видится Израиль с враждебной, но просвещенной стороны. Страна-мутант, где грандиозные обретения демократии внутри ее границ, уживаются с ползучим экспансионизмом и агрессивностью вовне, несообразными хельсинской эпохе. Государство полноценной мультикультурности, европейской толерантности для титульного этноса и… жесткой регламентируемой правительством цензуры, которая либо замалчивает, либо извращает сущности арабо-израильского конфликта.