Секундант одиннадцатого

Между тем идея «десанта» в недра Синдиката, на рассвете родившаяся, при всей ее импульсивности была на диво внятна: засветиться как пассажир «Аэрофлота» на пути в Москву и, тем самым, угодить в ведомственный банк данных, как известно, под неусыпным надзором ФСБ/СВР. И, по прибытии, под белы рученьки поступить в их распоряжение. Таким образом отозваться на прорисованный в эзоповых посланиях СВР ангажемент – перебраться в российскую столицу. А поскольку его берлинские кураторы у немецкой контрразведки под колпаком, то его самоуправство – рывок из Берлина – не только объяснимо, но и идеально вписывается в азы конспирации: при разоблачении ячейки всем и каждому кинуться врассыпную. Ну а подметные гардеробные инструкции – надо еще посмотреть, чьих кровей.

Между тем у окошка контроллера недавнюю рассеянность гостя как промокнуло, и Алекс угодливо протянул свой паспорт. И лишь тогда озадачился: собственно, где и когда его отфильтруют? Может быть, прямо сейчас? Ведь треть суток с момента покупки билета – срок достаточный, чтобы отследить столь привилегированную персону, вдруг исчезнувшую с радаров СВР.

Алекса отфильтровали, но не могущественный инкогнито за кулисами, а старший функционер пограничного контроля, вызванный по тревоге подчиненным, который загрузил в ведомственную сеть его паспортные данные. К изумлению Алекса, в противоположную от искомой сторону – в сектор для депортируемых.

– Господин Куршин, вынужден вас огорчить: во въезде в Российскую Федерацию вам отказано, – деловито обратился функционер, держа паспорт искусителя границы в развернутом виде с отметкой «Entry denied». – И, признаться, удивлен, почему вы здесь. Ведь запрет на въезд – трехлетней давности. Что, и не догадывались?

– О чем? – машинально спросил Алекс, казалось, витая где угодно, только не в стране-наследнице непроницаемых для миграции границ.

– Хотя бы о том, что перед поездкой не мешает убедиться, открыта ли граница. Сайт ФМС доступен двадцать четыре часа в сутки.

– Подождите, подождите… – будто встраивался в проблему Алекс. – Три года – это хренова уйма времени. Не припомнить даже, чем занимался… Стоп! А кто… инициировал запрет?

– Роскомнадзор, – с ноткой гордости за бдительность коллег ответствовал функционер.

Алекс захлопал очами, будто переваривая весть. Нервически фыркнул, после чего разразился хохотом. Причем, позерством или дурными манерами здесь и не пахло.

Перед ним расстелилось: проект непомерных затрат и усилий Синдиката, перелопативший его жизненное пространство, проглядел торчащее в собственном глазу бревно – запрет, наложенный мелким клерком-карьеристом, который лез из кожи вон, дабы доказать свою эффективность: мол, свои смутьяны уже все в намордниках, значит, нейтрализуем заморского писаку-русофоба, ограждая его от национального очага!

Того самого, для которого путешествие в Россию еще недавно было эквивалентно туру по Северной Корее… Не потому, что Алекс осознавал яснее ясного, чем его сотрудничество с антипутинскими изданиями отзовется, а потому, что Россия – малоинтересная для западного туриста страна, к тому же с младых ногтей ему знакомая как богом проклятый край.

– Вы пока в российской юрисдикции, господин Куршин, так что советую не оскорблять представителя власти! – окрысился страж государственной границы. – Не успокоитесь, попадете под статью…

– Статью, говорите. Может, это и выход… – прикидывал нечто Алекс, похоже, сохраняя свою утреннею установку – сыграть с людоедом партию в покер.

– Ладно, – обрубил мысли вслух функционер. – Перевожу вас в накопитель. Тем временем согласую с перевозчиком ваш вылет в Тель-Авив ближайшим рейсом. Где ваш билет?

– Билет вам зачем? – недоумевал Алекс. – Оставил его в самолете, он – one way… Да и причем здесь Тель-Авив?.. Прилетел-то я из Берлина…

– Это что, провокация? Билет в один конец и пыль в глаза, что, дескать, о запрете на въезд неведомо! – взъерепенился функционер. – В итоге вонь на весь мир: дескать, русские устроили из Шереметьево каталажку! Заколебали… эти русофобы… Эй, Миронов, давай этого клоуна к сирийцам!

– Простите, – Алекс подался вперед, вчитываясь в бирку с именем и должностью функционера, – простите, господин Востриков. У меня и в мыслях не было вас обидеть. Если был превратно понят, примите мои искренние извинения.

– Забирай его, Миронов, – подтвердил свое распоряжение Востриков, не поведя и ухом на «раскаяние» пассажира, не прошедшего контроль на лояльность.

– Да подождите вы, наследник Карацупы, к счастью, без собаки…

– Что!?

– Да был такой пограничник в СССР, убивший больше сотни таких типов, как я, прозванных в ту пору диверсантами, но по факту – испытывавших к советскому раю аллергию.

Востриков растерялся, казалось, не зная как связать подопечного с сотней трупов диверсантов, подхвативших неясного свойства аллергию в укрытые исторической дымкой времена. При этом неясно, где те ликвидированы – на въезде или выезде. Нахмурившись, уставился на визави.

– У меня к вам просьба, – продолжил Алекс, – только пусть господин Миронов подождет в сторонке.