Секвойя (СИ)

Как раз по той причине, что Райан знал Джастина с самого детства, он не мог не замечать изменений, происходящих с ним в последнее время. Он шутливо одергивал его, когда тот начинал задирать нос, и Джастин всегда прислушивался к нему, отчасти потому, что тот никогда не упрекал его всерьез, чего Джастин не терпел. Джастин знал, что Райану не особенно нравится его окружение, но надо было отдать ему должное, он пытался завести с ним откровенный разговор на эту тему только однажды. К тому моменту Биберу уже так надоели эти нравоучения – каждый считал своим долгом рассказать ему, насколько плохи его друзья – что он просто не стал слушать.

Райан часто приезжал на выходные, под предлогом, который он называл «потусоваться». Но Джастин прекрасно знал, что друг просто волнуется за него, и с тех пор, как он пресек единственную попытку поговорить по душам, Райан предпочитал находиться рядом на всякий случай. Молча.

Тусоваться Райан не любил, не умел, и не хотел учиться. Обычно на предложение покурить или выпить, он, улыбаясь, качал головой. Конечно, иногда он соглашался, но только если хотел сам. Он был довольно замкнутым парнем. Единственным из друзей Джастина, с кем Райан быстро нашел общий язык, был Гунзо. С остальными он просто обменивался вежливыми фразами. Они не нравились ему, и Джастин это знал.

Вчера Джастин и Калил были в студии. Джастин в очередной раз понял, что зря потратил время на дорогу, поскольку желания петь у него вовсе не было. Не было его и дома, но он рассчитывал, что правильная студийная атмосфера поможет, однако он ошибся. Он сидел на диване и скучал, наблюдая за кривляющимся Калилом. Тот стоял в наушниках за стеклом и корчил гримасы.

Телефон Джастина завибрировал в кармане. Звонил Рой Картер, его адвокат. Наверное, по делу об избиении того фотографа, который лежал в больнице, прикидываясь калекой. Джастин не удивился, когда чуть ранее Рой уже сказал ему, что на теле пострадавшего вдруг неведомо откуда появились и ссадины, и переломы и все остальное, что он там успел сочинить. Скорее всего, Рой звонил, чтобы сказать, что у них есть два выхода: попытаться доказать, что травмы – это чистой воды фальсификация, и врачи, которые дали это заключение, были подкуплены; или же, если план «А» не удастся, договориться напрямую с фотографом, чтобы тот забрал свой иск. За сумму с несколькими нулями, само собой.

Джастин поднялся, и, махнув Калилу рукой, показал, что поговорит в коридоре.

- Жду тебя там, закругляйся, - беззвучно губами произнес он. – Ребята, пока, - он отсалютовал всем, и вышел, отвечая на звонок.

Это было невысокое офисное здание, и время уже близилось к ночи. Рой не сказал ему ничего нового. Слушание еще не назначили, и он просто звонил, чтобы держать Джастина в курсе дел.

В конце коридора раздалось бряцанье металлических колес. Джастин вдавил свои черные рэй-бэн глубже в переносицу, словно боялся, что кто-то вот-вот ослепит его. Фанаты редко видели его без солнечных очков, даже в помещении. Конечно, это не имело отношения к его стилю, просто он только что выкурил косяк, и теперь даже сосудосуживающие капли для глаз не скрывали их красноту. Он стоял в темном углу, прямо за поворотом, одетый во все черное, неудивительно, что уборщица не заметила его, завернув за угол, и мыльный раствор из ведра, стоящего на тележке, от столкновения выплеснулся прямо на его кеды. Тряпки, лежащие сверху, разлетелись, и беспорядочно попадали на пол.

Джастин был близок к тому, чтобы грязно выругаться, когда вдруг увидел испуганный взгляд девушки. Она была хорошенькой. Слегка полноватой на его взгляд, но вполне милой. Она начала сбивчиво извиняться, перемешивая английские слова с испанскими. Она была так напугана, словно эта работа была ей дороже собственной жизни. Хотя, возможно, так и было.

Девушка извинялась так долго и так искренне, что Джастину даже стало неудобно. Желание быть джентльменом было в нем сильнее злости, и он только улыбнулся, сказав:

– Ничего страшного. Я помогу, – он не без брезгливости поднял с пола упавшие тряпки и бросил обратно на тележку, отряхнув ладони.

Девушка оглядела его с головы до ног и заметно повеселела. Осмотр был странным и совсем не понравился Джастину, которому показалось, что она, сначала приняв его за кого-то важного, осмотрев, решила, что он обычный среднестатистический паренек. Неужели, он плохо выглядел?

– Грасиас, – сказала она, вытирая руки о халат. Потом она сделала то, чего он никак не ожидал. Она протянула ему руку и назвала свое имя, которое он, если честно, даже не попытался запомнить. Кажется, она была Хуанитой. Или Лунитой. Неважно. Он, подумав секунду, протянул руку и назвал свое имя, приподняв одну бровь, и ожидая подвоха. Словно она вот-вот должна была закатить глаза и с улыбкой воскликнуть: «Да, я знаю!». Но она снова улыбнулась, и сказала, что у него красивое имя.

Она явно была старше, хотя и ненамного. Пусть даже она была иностранкой, она не могла не знать, кто такой Джастин Бибер. Ну, не шестьдесят же ей было лет, в конце концов!