Селеста, бедная Селеста...

— Я не могу утверждать этого наверное. Возможно, Градов заметил проходящую мимо двери девушку, позвал ее. Она вошла в кабинет, и между ними произошло роковое объяснение. Убийство могло произойти в состоянии аффекта или по неосторожности. Но нельзя сбросить со счетов и такую возможность. Девушка подготовилась к убийству. Тогда это преднамеренное убийство, и становится безразлично, что послужило побудительной причиной. Должен сказать, что мне эта версия представляется наиболее верной. Она, кстати, очень хорошо объясняет желание нашей подруги тайно смыться.

— Я не смывалась. Я просто уезжала, — безнадежно возразила я, ни на что не надеясь и ничего не желая.

— Аля уезжала из-за меня. — Услышав безжизненный Лешкин голос, больше похожий на невнятный скрип, я вздрогнула от неожиданности. И опять тихо заплакала, не в силах справиться с собой.

— Почему? — встрепенулся Гришаня и встал перед Лешкой, заложив руки за спину. Голову он склонил вперед и набок, точь-в-точь ворона перед выброшенным молочным пакетом. Петров щелчком отправил сигарету в форточку и присоединился к партнеру. Лешка не отреагировал на бесстыжее милицейское разглядывание, ответил равнодушно:

— Мы поссорились.

— Из-за чего? — слегка нажал Гришаня. Лешка не поддался:

— Не важно. Алька никого не убивала.

— Ну, вот видите, — с искренним облегчением откинулась на спинку скамьи Истомина.

— Тогда остается единственная кандидатура. — Гришаня смотрел прямо на Лешку: — Вы сами. Застали папашу в интересном положении с вашей невестой и рассердились.

— Нет! Нет! — закричала Лешкина мать. — Это не Лешик!

— Думаю, либо жених, либо невеста...

Мария Алексеевна и Таня смотрели на меня. Сейчас их взгляды были похожими. Своей неприкрытой враждебностью. Во взглядах явно читался сделанный выбор. Понятное дело, как хорошо и удобно — заезжая злодейка, чужой человек. Стало больно. Таня за все время нашего знакомства не пыталась демонстрировать дружелюбие, а вот Мария Алексеевна, мне показалось, мало-помалу прониклась ко мне симпатией.

Дверь плавно открылась, пропустив из коридора мужские голоса и эксперта. У меня хватило сил удивиться. Я думала, все менты покинули нас, оставив только веселый дуэт. А оказалось, в доме вовсю кипит следственная деятельность.

— Ну, командир, — обратился эксперт к Гришане, — мы там все закончили и уезжаем.

Гришаня кивнул, и эксперт, подмигнув Петрову, повернул к выходу. Уже взявшись за дверную ручку, он, словно что-то вспомнив, обернулся к Гришане:

— Ребятишек можешь отпустить. Их пальчики не обнаружены на орудии убийства.

— Может, стерли? — понадеялся Гришаня.

— Да нет, там куча старых следов и несколько свежих, но детки вообще за вещичку не хватались.

Мария Алексеевна взглянула на меня, в ее глазах плескалась радость, и я убедилась, что она действительно хорошо ко мне относится. Но вот до нее дошло все до конца, глаза полыхнули мрачным торжеством и обратились на Таню. Та ответила непримиримым взглядом.

— Идите, — махнул рукой Гришаня. Его лицо выражало горькое разочарование. Оно и понятно. Отняли такую хорошую убийцу. Петров же, наоборот, весь сиял, когда подошел ко мне и протянул руку. Я не забыла, что он тоже какое-то время верил в мою виновность, но решила проявить великодушие и простить его. Мы ведь мало знакомы, как я могу требовать от него веры в себя? Я вложила свои пальцы в его ладонь и встала, опираясь на нее. Петров приобнял меня за плечи и повел к двери.

— Вы тоже идите, — приказал Гришаня Лешке.

Лешка оглянулся на мать. Марии Алексеевне было не до него. Успокоившись за судьбу сына, она полностью переключилась на соперницу. Таня не осталась в долгу. Визгливый диалог прервала захлопнувшаяся дверь, и мы остались с Лешкой вдвоем. Я, не оборачиваясь, протянула руку назад, безошибочно нашла Лешкину и, уцепившись за нее, повела Лешку к входной двери.

Сразу за дверью я повернулась, и мы обнялись. Лешка дрожал и прижимался ко мне, словно искал защиты. Я насколько могла крепко обняла его, и мы стояли так. В моей душе поселились боль и облегчение.

Потом мы сидели рядом на ступеньках. Лешка положил голову мне на колени, я одной рукой обняла его плечи. Другой рукой и губами я ласкала мокрое, соленое от слез лицо. Он тоже целовал мое лицо и пальцы. Я видела, что от слез ему становится легче.

Мы долго молчали. Первым заговорил Лешка. И первые его слова были о матери.

— Это не мама, — убежденно сказал он.

Я кивнула:

— Я знаю. Это не она и не Таня.

— А кто?

— Не знаю. Но никто из нас не мог убить его. Для всех, — я запнулась, — вас он очень много значил.

— Я испугался, когда они подумали на тебя.

— Я знаю.

— Ты не должна думать обо мне плохо. Я просто боялся. Прости.

— Не извиняйся. Я не обижаюсь. Не будем говорить об этом.

Но ему говорить об этом было необходимо, и он продолжал, прижимаясь щекой к моим коленям:

— Я видел, как ты выбежала в слезах. Он обидел тебя?

Этого вопроса я все время боялась. Ответила коротко, стараясь не выдать себя:

— Нет.

— Почему же ты плакала?

Лешенька, милый, не будь таким настойчивым, не мучь меня...

— Просто он пошутил, а я не поняла.