Селестина

Еще труднее тебе будет, о мир, исполненный зла, сравнить меня с Анаксагором;[67] он сказал, потеряв един­ственного сына: «Я знаю, что я смертен, а следовательно, обречен на смерть и тот, кто был мною зачат». Но я не могу сказать этого о гибели моей любимой дочери: сын Ана­ксагора пал в честном бою, а моя Мелибея наложила на себя руки от любовной тоски. О. несравнимая ни с чем утрата! О, несчастный я старик! Чем больше ищу я утеше­ний, тем меньше могу утешиться. Если Давид, царь и про­рок, рыдавший над больным сыном, не пожелал оплаки­вать его, когда тот умер, говоря, что безумие плакать над непоправимым, — то ведь у него оставались другие дети, исцелившие его рану. И я оплакиваю не самую смерть, а злополучную причину ее смерти. Лишась тебя, бедная дочь моя, лишусь я также страхов и волнений, осаждавших меня повседневно; только с твоей смертью я перестану за тебя тревожиться.

Что станет со мною, когда войду я в твою комнату, в твой уединенный приют и застану его опустевшим? Что станет со мною, когда ты не откликнешься на зов мой? Кто сможет возместить мне мою утрату? Никто не потерял того, что потерял я сегодня. Быть может, сходно с моим жестокое горе Ламбаса Аурийского, герцога Генуэзского, который сам сбросил своего раненого сына с корабля в море. Но всех этих жертв требовала слава; а кто требовал смерти моей дочери, если не могучая сила любви? Какое же лекарство, о мир искуситель, сможешь ты дать моей измученной старости? Как ты принудишь меня не рас­статься с тобою теперь, когда мне известно твое коварство, твои капканы, цепи п сети, в которые попадается наша слабая воля? Куда ты унес мою дочь? Кто разделит со мною одинокое мое жилище, кто усладит мои стареющие годы?

О любовь, любовь! Ты так сильна, что убиваешь под­властных тебе! Я забыл это! И я был в юности ранен то­бою, и я прошел через твои руки; зачем же ты выпустила меня, чтоб в старости потребовать расплаты за бегство? Я полагал, что спасся из твоих ловушек, когда мне испол­нилось сорок лет, когда я узнал супружеское счастье, когда явился плод его, ныне отнятый тобою. Не думал я, что детям ты мстишь за отцов. Не знаю, ранишь ли ты железом, или сжигаешь огнем; одежда невредима, но сердце поражено. Ты заставляешь любить безобразное и находить его прекрасным. Кто дал тебе такую власть? Кто назвал тебя столь неподходящим именем? Будь ты в самом деле любовью, ты любила бы своих рабов; любя, ты не приносила бы им печали; а будь они счастливы, они бы не убивали себя, как сделала моя любимая дочь. Ка­кая же участь постигла твоих подданных и их помощни­ков? Лживая сводня Селестина погибла от рук своих вер­ных товарищей, избранных ею для коварного дела; они окончили дни на плахе. Калисто разбился о камни. Моя несчастная дочь избрала для себя ту же смерть. И ты всему этому причиной. Тебе дали сладостное имя, но дела твои горестные. Не всем воздаешь ты поровну. А закон, который не равен для всех, несправедлив. Голос твой ве­селит, обхождение — печалит. Счастлив тот, кто не знал тебя, или тот, кто тебе не понадобился. Божеством прозва­ли тебя иные, обманутые своими чувствами. Но бог уби­вает тех, кого создал, ты же убиваешь тех, кто следует за тобою. Враждебная рассудку, даешь ты лучшие дары тем, кто хуже тебе служит, пока не вовлечешь их в свою скорбную пляску. Враг друзей, друг врагов, зачем не ве­даешь ты ни согласия, ни порядка? Тебя изображают сле­пым и жалким ребенком; в руках у тебя лук, из которого ты стреляешь наудачу; но еще более слепы твои служи­тели, ибо никогда не видят и не предчувствуют, сколь жестокую награду получат за свою службу. Жгучие лучи твоего пламени нигде не оставляют следов; топливо для него — человеческие души и жизни; и так много их, что не знаю, с кого начать. Не только христианам, но и языч­никам и иудеям ты платишь так за верную службу. Что скажешь ты о Масиасе, современнике нашем, и о его пе­чальном конце, которому ты была причиной? Что сделал ради тебя Парис? А Елена? Что совершили Гипермне­стра[68] и Эгист?[69] Весь мир это знает. А какой платы дождались от тебя Сафо, Ариадна[70], Леандр?[71] Даже Да­вида и Соломона не пожелала ты обойти. Из-за привер­женности к тебе заслуженно пострадал Самсон, поверив той, кого ты выбрала для него. О других я уж молчу, ибо у меня у самого безмерное горе.

Я сетую на мир, ибо в нем я родился; и если бы не даровал он мне жизни, я бы не зачал Мелибею; не родив­шись, она бы не полюбила; а не полюби моя дочь — не знала бы жалоб моя безутешная старость. О моя добрая подруга! О моя дочь, обращенная в прах! Зачем ты не позволила мне помешать твоей смерти? Зачем не пожа­лела своей любимой матери? 3ачем так жестоко обошлась со старым отцом своим? Зачем покинула меня, прежде чем я покинул тебя? Зачем оставила меня в горести и тоске — меня, скорбящего и одинокого, in hac lacrimarum valle?[72]

Автор заканчивает, предназначая эту книгу для той цели, для какой он ее завершил

Так, убедившись в горьком завершенье Любви, бежим пустых ее прикрас,

Того возлюбим сердцем, кто за нас