Слушай, отец мой, последние слова мои. Прими их, как должно, и не станешь винить меня. Видишь печаль и скорбь, что царят во всем городе; слышишь этот унылый колокольный звон, вопли людей, вой собак, громкий стук оружия? Всему этому я причиной. Я одела в траур почти всех кабальеро в городе; из-за меня сегодня многие слуги лишились хозяина, а бедняки и нищие потеряли пособие и милостыню; я виновна в том, что к усопшим присоединился самый совершенный из людей; по моей вине уже нет средь живых зерцала любезности и изящества, знатока нарядов и украшений, образца красноречия, воспитания, учтивости и доблести; по моей вине земля безвременно завладела самым благородным телом, самой свежей в мире юностью. Тебя, верно, ужасают столь неслыханные мои злодеяния, — я разъясню происшедшее... Много дней тому назад воспылал любовью ко мне один кабальеро по имени Калисто, которого ты хорошо знал; известны тебе были и его родители и знатное происхождение; а доблесть его и благородство всем были очевидны. Столь непомерно страдал он от любви и столь трудно ему было поговорить со мной, что поведал он свою страсть одной хитрой и лукавой женщине по имени Селестина. И вот она явилась от его имени и вырвала у меня признание в моей тайной любви к Калисто. Я открыла ей то, что скрывала от своей дорогой матери. Старуха заручилась моим согласием и сделала все, чтобы исполнить наши желания. Любовь Калисто была велика, и я платила ему тем же. Свершился наш печальный уговор о сладостном и губительном исполнении его воли. Покоренная любовью Калисто, я впустила его в твой дом. По лестнице поднялся он на стены нашего сада и победил мое целомудрие; я потеряла невинность. Почти целый месяц наслаждались мы упоительным грехом любви. И когда Калисто, как обычно, пришел ко мне этой ночью, изменчивая судьба обошлась с ним по своему коварному обычаю: стены в саду высоки, а лестница узка, ночь темна, и сопровождавшие его слуги неловки в делах такого рода. Услышал он, что спутники его подняли на улице шум, и стал поспешно спускаться к ним, но второпях не разглядел ступеней, сделал неверный шаг и упал. Мозг его обрызгал камни и стены. Оборвали парки[63]
нить его жизни. оборвали ее, не дав ему исповедаться, оборвали мои надежды, оборвали мое блаженство, лишили меня друга. Но сколь жесток был бы мой жребий, отец, когда бы я осталась жить после кончины Калисто! Его смерть призывает мою, призывает и торопит, велит мне поспешить и разбиться о камни, чтобы во всем быть ему равной. Да не скажут обо мне: у мертвых и ушедших нет друзей. При жизни я не успела его порадовать, так сделаю это после смерти. О любовь моя, о господин мой Калисто! Жди меня, я иду! Остановись, если хочешь меня встретить; не вини меня за то, что я замешкалась здесь: я должна поговорить с престарелым отцом в последний раз, — он имеет право и на большее. О бесконечно любимый отец мой! Молю тебя во имя любви ко мне в сей горестной и минувшей жизни, пусть нас похоронят с ним вместе, пусть почтят нас единым погребальным обрядом. Хотела бы я перед моим желанным концом напомнить тебе в утешение мудрые слова из старинных книг, что ты велел читать мне, просвещая мой разум, но память моя растеряла все в страшном смятении при виде страдальческих слез, бегущих по твоим морщинам. Снеси поклон моей дорогой, любимой матушке, расскажи ей о жестокой причине моей гибели. Я рада, что ее здесь нет. Прими же, дорогой отец мой, дар, что несет тебе старость; ведь чем дольше живешь, тем больше терпишь горя. Прими этот залог долгой жизни, получи свою любимую дочь. Горько скорблю я о себе, еще больше о тебе и всего более о моей старой матери. Бог да хранит тебя и ее. Ему вручаю я мою душу, тебе же — мое тело, что ринется сейчас вниз.Действие двадцать первое
Содержание действия двадцать первого
Плеберио возвращается в свою комнату, горько рыдая. Его жена Алиса спрашивает о причине такой сильной скорби. Он рассказывает о смерти их дочери Мелибеи, показывает разбитое о камни тело и завершает свою речь громкими сетованиями.
Плеберио, Алиса.
А л и с а. Что случилось, сеньор Плеберио? О чем вы так стенаете? Я было уснула, устав оплакивать болезнь нашей дочери, но твои стоны и громкие крики, необычные жалобы, плач и сетования так потрясли мою душу, пронзили мое сердце и взволновали мой смятенный рассудок, что я забыла о своей скорби. Одна боль вытесняет другую, новое чувство изгоняет прежнее. Открой причину твоих страданий. Почему клянешь ты свою почтенную старость? Зачем взываешь к смерти? Зачем рвешь седые волосы и терзаешь благородное лицо? Не случилось ли что дурное с Мелибеей? Бога ради, да говори же? Если она страдает, мне жизнь не мила.