Селфи

Мёрк ждал более вразумительного ответа. Но, судя по всему, тема зашла в тупик.

– Как бы то ни было, я решил переписать все, что она изложила в блокнотах за все эти годы. – Гордон вернул разговор в прежнее русло. – И ее записи могут кое-что рассказать о том, как она чувствовала себя на протяжении всего периода.

Карл просмотрел страницу.

– Да уж, в двухтысячном ей явно пришлось тяжело. Бедняжка… – Затем он указал на 2002 год. – Я вижу, некоторым годам соответствует по две фразы, а четырнадцатому – целых три. Почему так, ты уже разобрался, Гордон?

– И да и нет. Точно не могу сказать, почему одна фраза сменилась другой, но тем не менее можно подсчитать количество дней и определить, в какой именно момент произошла перемена. Опираясь на это, можно предположить, что именно в эти дни в ее жизни происходило нечто особенное.

Карл анализировал список дальше. Пяти годам соответствовали две фразы, только одному году – сразу три.

– Мы ведь прекрасно понимаем, с чем связана перемена, произошедшая в четырнадцатом, да, Карл? – продолжал Ассад. – Она написала новую фразу сразу после сеанса гипноза. Верно, Гордон?

Дылда кивнул с некоторым изумлением.

– Да, точно. Кстати, это единственный год, в котором Роза оставила несколько дней без записей. Сначала она писала: «ЭТОГО НЕ СЛУЧИТСЯ», потом пропущено три дня, которые она отметила разделительной чертой, а затем следует фраза: «ПРОЧЬ».

– Все это очень странно, – заметил Ассад. – А что происходит, когда начинается очередной год? Она всякий раз начинает год с новой фразы?

Выражение лица Гордона изменилось. Сложно было разобраться, каким образом влиял на него этот разговор. С одной стороны, он был чрезвычайно сосредоточен, как спасатель, успевший в последний момент прийти на помощь; с другой стороны, пребывал в невероятном возбуждении, напоминая мальчишку, который только что подцепил на крючок первую в своей жизни девушку.

– Вопрос в точку, Ассад. В целом на протяжении всех двадцати семи лет с первого января она начинает писать новую фразу, за исключением четырех случаев.

Ассад и Карл вновь посмотрели на список, особенно выделив 1998 и 1999 годы. Они были отмечены словом «УМИРАЮ». От одного его вида мурашки бежали по спине. Неужели их Роза действительно настолько двинулась умом, что вновь и вновь изо дня в день на протяжении полутора лет выводила на бумаге слова «УМИРАЮ УМИРАЮ УМИРАЮ»?

– Это какое-то извращение, – прокомментировал Мёрк. – Как может молодая женщина изо дня в день упорно писать этот ужас? А потом она резко меняет пластинку и бесконечно призывает на помощь… Что с ней стряслось?

– Это по-настоящему страшно, – тихо отозвался Ассад.

– Гордон, ты уже посчитал, какого именно числа в девяносто девятом году изменилась фраза? – спросил Карл.

– Восемнадцатого мая! – немедленно ответил Гордон. Он был очень горд собой, и небезосновательно.

– О мой Бог, только не это… – выдохнул Мёрк.

– А разве в этот день произошло что-то особенное? – выразил недоумение Гордон.

Карл кивнул и указал на тонкую картонную папку в обложке желтого цвета, пристроившуюся на нижней полке металлического стеллажа между двумя папками с белыми наклейками. На них было написано: «Регламент». Ни один сотрудник отдела «Q» сюда и близко не подходил.

Гордон протянул руку за папкой и передал ее Карлу.

– Все объяснения лежат здесь, – заявил тот и, вытащив из желтой обложки газетную страницу, положил ее на стол.

Он обратил внимание коллег на дату в верхней части газетной вырезки – 19 мая 1999 года, – затем скользнул пальцем вниз по странице и остановился на одной из второстепенных новостей.

«Чудовищный несчастный случай на сталепрокатном заводе унес жизнь сорокасемилетнего сотрудника», – гласил заголовок.

Мёрк принялся водить пальцем по тексту заметки и остановился перед первым упоминанием имени жертвы.

– Как видите, мужчину звали Арне Кнудсен, – констатировал Карл. – И он являлся отцом Розы.

Коллеги стояли как вкопанные и переваривали полученную информацию, переводя взгляд с газетной страницы на список Гордона и обратно.

– Думаю, вы согласитесь со мной, что все эти Розины блокноты свидетельствуют о душевном состоянии, в котором пребывала наша коллега на протяжении двадцати шести с лишним лет, – подвел итог Карл, прикрепляя список Гордона к доске с заметками.

– Только надо будет убрать отсюда этот листик, когда Роза вернется, – заметил Гордон.

Ассад кивнул.

– Конечно. Она нам этого никогда не простит. Как и своим сестрам.

Мёрк был согласен с коллегами, но пока что было логичнее оставить этот список на виду.

– От Вики и Лизы-Мари мы знаем, что отец постоянно притеснял Розу и что по вечерам, находясь в своей комнате в одиночестве, она бралась за свои блокноты. Видимо, это являлось своего рода терапией для нее, однако что-то подсказывает мне, что в долгосрочной перспективе такое занятие не особо помогало, – сказал он.

– Он бил ее? – Гордон сжал кулаки, что на самом деле выглядело совсем не устрашающе.

– Нет. По словам сестер. Не было тут речи и о сексуальном насилии, – добавил Ассад.