Селфи на краю (СИ)

Водрузив на место невезучий элемент декора, Дана махнула рукой в сторону лестницы. Они поднимались по маленьким, изящным ступенькам молча. Понемногу успокаиваясь, Ларс понимал, что должен наконец взять инициативу в свои руки и хоть как-то завязать разговор, но боялся, что от любого неосторожного слова зыбкое волшебство развеется, и он снова окажется в своей квартире, рядом с пылесосом и ковром.

Вдруг его взгляд упал на одну из репродукций. Художник запечатлел прелестную маленькую балерину в стремительном пируэте. В каждой руке она держала по букету алых роз. Однако это хрупкое создание не только очаровывало, но и настораживало: большие чёрные глаза смотрели пронзительно и даже зло, а серебристое сияние, окутывающее изящную фигурку, рождало в душе непонятный страх. Ларс пригляделся и замер: сияние оказалось расплывчатым силуэтом человеческого черепа, розы — его глазницами, а пышные оборки на юбке балерины — огромными зубами.

— Послушай! — воскликнул Ларс, — этот художник украл идею у Дали! «Балерина в голове смерти» — помнишь?

— Что? — не поняла Дана, — а, ты про этих… Ты у моей мамы спроси. Это она их тут повесила.

Ларсу показалось, что в её голосе промелькнула лёгкая грусть. Тема искусства была ей неприятна, и он сказал первое, что пришло в голову:

— Пластиковые вазы — лучшее изобретение человечества! Вот горшок пустой, и он предмет простой: он никуда не денется! И потому горшок пустой, и потому горшок пустой гораздо выше ценится!

Дана рассмеялась: песенка Винни Пуха на мгновение отвлекла её от грустных мыслей. Наверху царил полумрак. Она включила свет, и у Ларса захватило дух от шоколадно-бежевого простора комнаты. У самой дальней стены возвышался большой камин, рядом стоял накрытый столик с двумя бокалами и бутылкой шампанского. Справа поблёскивала прозрачная декоративная перегородка в виде аквариума. Глядя на витиеватые ракушки и рыб, Ларс вспомнил современную киноверсию «Ромео и Джульетты».

Словно прочитав его мысли, Дана подошла к аквариуму с другой стороны и взглянула на Ларса сквозь стекло и воду. Он зачарованно вглядывался в её лицо: смуглое, нежное, с точёным, вздёрнутым носиком, оно казалось ему воплощением красоты и совершенства. Тёмные глаза уже высохли от слёз, и взгляд их был озорным и лукавым. Флегматичные, полосатые скалярии толкали носами статуэтку водолаза, вплывающего в иллюминатор затонувшего корабля. Пучеглазые вуалехвосты, словно пышные алые цветы, плавно покачивались, время от времени пощипывая листочки водорослей. Тонкие зелёные стебли дрожали, словно играя воздушными пузырьками, стремящимися кверху. Дана улыбалась ему сквозь подводное великолепие. Совсем как Джульетта. Вдруг телефон, лежавший на кожаном диване, мягко завибрировал. Ларс вздрогнул, мысленно прощаясь с улетающим видением, но «джульетта» приложила палец к губам и не спеша взяла маленький, розовый айфон с подвеской в виде сердечка.

— Да, мама… — Голос Даны вдруг стал тихим и бесцветным. — Угум… Да-да, конечно, помню… Пока.

Даже понимая, что мадам Кобрина уже отключила связь и, судя по всему, находится где-то далеко, Ларс чувствовал себя крайне неуютно и даже хотел уйти.

— Да расслабься, — усмехнулась Дана, — никто сюда не придёт. Родители уехали. У домработницы выходной. А он… Ну… Ты его со мной видел… Артур…

Тут глаза Даны снова наполнились слезами. Она глубоко вдохнула и даже собралась было с духом, чтобы закончить фразу, но вдруг снова расплакалась так, что Ларсу захотелось обнять её и, гладя по голове, укачивать словно ребёнка.

Она подняла на него глаза — чёрные, глубокие, с дрожащими на ресницах слезинками — и даже шагнула вперёд, но он продолжал стоять, не в силах отвести взгляда от её заплаканного лица.

— Он тоже не придёт… Никогда. — Она вздохнула. — Я ждала его. Он обещал приехать, но опять нашёл отмазку. Срочные дела. Так всегда было. И сегодня я с ним рассталась. Сказала всё, что думаю. А когда ты позвонил, я подумала, что это он.

Ларс решился и шагнул к ней, но Дана резко подняла руку, жестом останавливая его. Она снова вытерла слёзы, села за столик и кивком указала ему на второй стул.

— Тебе поп-панк нравится? — спросила она, листая треки в айфоне.

— А может… — тихо ответил Ларс, — может, ты что-нибудь сыграешь? Все стреляются от твоей музыки, а я люблю слушать скрипку.

Дана надула губки и нажала кнопку на айфоне — загрохотал поп-панк, и девичий голос запел:

Убирайся, бывший,

Ты в моей жизни лишний!

— Как я ненавижу скрипку, ты бы знал! — слегка покачиваясь в такт музыке, сказала она.

— А что любишь?

Дана пожала плечами.

— Проще сказать, чего не люблю. Спешку. С детства всё делаю второпях. А ещё ненавижу слово: «Через не хочу». Три школы с семи лет — полная дичь. — Она покрутила пальцем у виска.

— А какая третья?

— Школа манекенщиц, — процедила сквозь зубы Дана, — как только я её окончила, меня запихнули на курсы норвежского языка.