– Помнишь, в «Заводном апельсине» он хочет, но не может ударить? Вот так же и наш Шумилин на заседании райкома!
Но ничего я не помнил, так как фильмы эти в прокате не шли, а во ВГИКе мне учиться не довелось. Кроме того, я не понимал, зачем надо что-то воровать у других, когда можно придумать самому. Так проще и честнее. Петя же был уверен, что всё уже придумано, напрягаться не стоит, лучше позаимствовать и выпить. По этому поводу я даже сочинил эпиграмму:
Тогда началась горбачёвская кампания против пьянства, и алкоголь стали продавать не с 11.00, как прежде, а с двух часов, что вызвало глухой ропот населения. Собственно, алкоголь Корякина и сгубил. Его пригласили на влиятельную должность главного редактора одного из творческих объединений «Мосфильма», и желающих ему налить стало столько, что бедный Петя спился, потеряв должность. Оставленный женой, соавторами и собутыльниками, он умер в 2001 году, употребив какой-то суррогат, а ведь я накануне привлёк его к работе над сериалом и выдал приличный аванс, на который несколько месяцев можно было ежедневно покупать вполне качественный алкоголь. А поди ж ты….
В гробу мой соавтор улыбался, видимо, перед смертью ему стало совсем хорошо.
Итак, я жил в Матвеевском, а композитор звонил мне каждое утро и говорил ласково: «Здравствуй, Юра, это Тенгиз. Ну как наши дела?» После выхода «ЧП…» я страдал в первых лучах литературной славы, сопряжённой с неумеренным употреблением алкоголя, и был необязателен: синдром похмелья и творческое усердие – две вещи несовместимые. Хотя, должен признаться, иные неожиданные идеи зарождаются именно в похмельном мозгу. Но, увы, для многих молодых талантов, не научившихся соизмерять написанное с выпитым, первые лучи славы оказались и последними. Я долго огорчал настойчивого Тенгиза, пока однажды вдруг его мелодия, которую я по вечерам прокручивал на диктофоне, не разбудила во мне воспоминания о пионерском лагере, тёплых ночах у брызжущего искрами костра и хорошенькой баянистке Тае, которая была старше меня лет на десять, но всё же снизошла к моему юношескому вожделению, посвятив в первичные тайны половой любви. Расставались мы в конце смены душераздирающе! Едва я вспомнил всё это – сразу же получилось:
Тенгиз обрадовался, взял текст, сказал, что скоро нас запоёт весь Советский Союз, и исчез навсегда. А лет через пять исчез и Советский Союз, странная империя, пытавшаяся, как советовал Тютчев, сплотить народы не кровью, а любовью. Атам, мол, посмотрим, что сильней! Кровь, точнее, зов крови и племенная спесь оказались сильнее. Интересно, что поделывает теперь Тенгиз, если жив, в незалежной Грузии? Вряд ли сочиняет музыку, там за неё теперь не платят даже народным артистам.
3. Империя наоборот
Нынче нашу империю, царскую и советскую, всячески охаивают, мол, тюрьма народов, Совдепия, Сталин, произвол, репрессии, депортации… Кто ж с этим спорит, хотя и произвол, и репрессии, и депортации – это почти всегда ответ, неадекватно жёсткий, на реальные вызовы и кара за реальные прегрешения в условиях осадного существования нашей страны. Но едва ли сыщется в мире другая империя, которая бы с таким бескорыстным энтузиазмом поднимала свои окраины, строила пышные национальные столицы там, где прежде верблюды жевали колючки, просвещала и образовывала на европейский лад туземную молодёжь. Один английский исследователь назвал Россию «империей наоборот». Очень верно! Чтобы осознать донорский характер СССР, достаточно поколесить по цветущим метрополиям – Франции или Британии, а потом проездиться по малой России, или Нечерноземью, так именовались эти запущенные земли при советской власти. На обустройство коренной Руси не было денег ни у царя-батюшки, ни у коммунистов, да и у нынешней власти тоже не хватает. Так и хочется повторить за поэтом:
А ведь речь-то идёт об исконной Руси, откуда всё и пошло. Имперский народ, страдающий бескорыстием, обречён на бедность и неблагодарность…