Сэляви

Так вот: боюсь сорваться в страсть, как в прорубь.
В новейший глянец ласковой беды.
Но тот, кто был, кто пробовал, кто пробыл, —
Запомнил вкус той ледяной воды.

Кто прорубь знал — особая порода.

Он как бы миру поданная весть.
Он только цифра памятного кода.
Он вышел, выпал, выплыл, да не весь.

Ну, знал же, знал еще внутриутробно,

Что это будет, будет впереди.
Его трясет, в тепле ему ознобно,
И плещет прорубь в треснувшей груди…

* * *

И вот походкой не московской
Идет себе по Маршалковской
И то и дело оставляет
Свой неприметный в мире след.
И не пойми его превратно,
Но он склоняется приватно
К тем магазинчикам приятным,
Где горит уютный свет.

Варшавский фокстерьер — не то, что наш.

Он и ухожен, и расчесан, и подстрижен.
Хозяйским ласковым вниманьем не обижен.
Не фокстерьер — а в рамочке пейзаж.

А я походочкой московской

За ним трушу по Маршалковской.
Поскольку я без провожатых —
Бреду за этим фоксом вслед.
И не пойми меня превратно,
Но я уже клонюсь приватно
К тем магазинчикам приятным,
Где горит уютный свет.

Варшавский фокстерьер — серьезный пан.

Не может быть, чтоб он гонял каких-то сявок
Чтоб хмурых кошек выпроваживал из лавок
Чтобы таил в себе хоть маленький изъян.

Он на цепочке на короткой,

А я за ним трусцою робкой…
Но вот закончились витрины,
И встал хозяин прикурить.
Толпа сновала и редела,
А я стояла обалдело, —
Вот мой хотель, а я хотела
Хоть с кем-нибудь поговорить.

Варшавский фокстерьер, ты тут в чести.

Так вот хочу тебе сказать — до зобачення!
Я чувствую — твое предназначенье
Меня с Варшавой коротко свести.

* * *

Все дело в Польше, все дело все-таки в Польше.
Теперь-то ясно из этого жаркого лета.
А все, что после, что было позже и после —
Всего лишь поиск того пропавшего следа.

Ну, от субботы до субботы…

Быть может, я и доживу.
Дожить бы, милый, до свободы.
Да до свободы наяву.

Быть может, воздух? Рукой дотянусь, все в шаге.

Да, это воздух — вон как меня прищемило…
А может, возраст? В прохладной сырой Варшаве,
Допустим, возраст, но было смешно и мило.

Ну, от субботы до субботы…

Быть может, я и доживу.
Дожить бы, милый, до свободы.
Да до свободы наяву.

Но как же Польша, где мы заблудились, Польша?

И этот поезд — на выручку и навырост?
А все что после — то тоньше, гораздо тоньше…
Душа не врет и история нас не выдаст.

Ну, от субботы до субботы,

Быть может, я и доживу…
Дожить бы, милый, до свободы —
Да до свободы наяву.

* * *