— Борис Михайлович, разрешите? — попросил Василий. — Доклад дежурной сестры не соответствует действительности. Товарищ Галкина говорит «все в порядке», это неправда. Товарищ Богатырева повторяет «все в порядке», это тоже неправда, потому что порядка нет! За такую сдачу дежурства сестер следует строго наказать!
— Подумаешь, наказать… — огрызнулась Юлия.
— Помолчите, товарищ Галкина! Ну-ка, ну-ка, Василий Сергеевич, в чем дело? — заинтересованно спросил главврач.
Выслушав доктора, он с гневом обратился к сестрам:
— Что же это вы подводить вздумали доктора? Я не позволю! Василий Сергеевич прав! Это безобразие! По выговору будет вам записано в личные дела. Товарищ Луговская, а вы куда смотрели? Учтите, я отстраню вас от должности старшей сестры!
В амбулатории после пятиминутки Вера напустилась на подругу:
— Юлия, как тебе не стыдно? Почему ты мне не сказала о ящике неотложной помощи?
— А что говорить? Для близира стоит этот ящик, чтобы начальству очки втирать.
— И все равно ты должна честно сдавать дежурство. Я теперь все, все буду сама проверять. Из-за тебя выговор получила! — горячилась Вера.
— Из-за Донцова. Это ему больше всех надо. Без него никакого шума не было в больнице. Подумаешь, чуть только что — сразу на пятиминутку: «Борис Михайлович, разрешите доложить…» Ябеда он, вот кто.
— Доктор прав! Прав! А ты… ты… Я с тобой не буду разговаривать! — крикнула Вера и выбежала из приемной.
Юлия удивленно пожала плечами.
«И чего раскричалась? Подумаешь, важность большая — какой-то выговор», — рассуждала она, взбивая перед зеркалом рыжеватые кудряшки.
В приемную вошла акушерка — грузноватая, полная женщина.
— Ну вот, опять поругались? — с упреком спросила она.
— Ах, тетя Маша, надоело мне все, — отмахнулась Юлия.
— Надоело, — акушерка осуждающе покачала головою. — А что, скажи, не надоело тебе? Все ждешь своего особенного, непохожего на других? Ах, Юля, Юля, непутевая ты какая-то, — с укоризной продолжала она. — И я такой же была. Приехала сюда когда-то и ждала, ждала принца заморского, потом вышла за простого колхозника и, слава богу, прожила двадцать пять лет.
— И вы считаете себя счастливой?
— А как же! Трое детей.
Акушерка рассказывала о своих детях, и лицо ее, грубоватое и какое-то нескладное, хорошело.
— Разве только в детях счастье? — тихо возразила Юлия.
— А ты посмотри в окно: вон побежала на речку ватага ребятишек. Первый крик каждого из них я слышала первой. Я первой брала на руки младенца, маленького розового человечка. Держу, бывало, на руках новорожденного, слушаю его требовательный крик и думаю: а кем ты будешь, человечек? Может, великим станешь? А разве это не настоящее счастье, Юлия, помочь матери на свет родить нового человека? Да я свое акушерство ни на какое другое дело не променяю. Вот оно и счастье мое.
Но Юлия такого счастья не понимала. Она поскорей спешила отделаться от дежурства в больнице и убегала домой к мечтам своим и книгам.
…Борис Михайлович говорил Василию:
— Спасибо, дружище. Так и нужно. Им только дай повадку, на шею сядут.
Василий был удивлен поведением главврача, но вдруг в голове пронеслась радостная мысль:
«Наверное, понял Борис Михайлович, и теперь дела у нас пойдут на лад».
— А за тот случай с магазином, дружище, извини. Разгорячился я тогда. Всяко бывает, Нервишки.
— Ну что ты с извинениями… Я ведь тоже погорячился.
— Да, да, горячие мы с тобой люди, — рассмеялся Борис Михайлович. — Знаешь, это даже хорошо. Не люблю холода… Постой, Василий, Лариса Федоровна скучает, зайти просила сегодня после приема, по-дружески…
— Ну, конечно, зайду, — согласился Василий.
…Теперь, когда в колхозах началась уборочная страда, амбулатория в часы приема почти пустовала. Люди, казалось, по какому-то общему сговору забыли вдруг о своих болезнях и к врачу обращались редко. Сегодня в амбулатории тоже было пусто, и Василий читал вслух Корнею Лукичу журнальную статью о новых методах исследования и лечения сердечных заболеваний.
— Можно зайти? — раздался в дверях голос.
— Да, да, входите. Вы на прием? — спросил Василий мужчину с заросшим щетиной лицом.
— Фершал наш послал.
— Садитесь, пожалуйста, рассказывайте.
— Да что рассказывать, я уже говорил нашему фершалу — живот схватило.
— Давно?
— С утра схватило и не отпускает, — ответил мужчина, протягивая доктору бумажку. В ней было написано: «Колхозник Петров направляется на прием к врачу по поводу болей в животе».
— Давно смотрел вас фельдшер?
— Да утром разговаривал я с ним, — отвечал Петров, прижимая руки к животу.
— Ну хорошо, товарищ Петров, раздевайтесь.
Василий осмотрел больного и установил — острый аппендицит.
— Вам, товарищ Петров, придется лечь на операцию, — мягко проговорил он.
— А может, не нужно, товарищ доктор, может, лекарство дадите, и пойду я домой.
— Нет, нет. Нужна срочная операция. Да вы не бойтесь, операция не сложная, мы их делаем каждый день, — подбадривал Василий пациента. — Вы только сообщите домой — в больнице, мол, оставили.
— Да как же я сообщу…
— Вас кто-то привез?
— Да пешком я пришел.