Сельский врач

Чертыхаясь, Борис Михайлович нервно шагал из угла в угол по ординаторской и не знал, что делать. У него было мелькнула спасительная мысль: скомкать историю болезни, сунуть ее в карман, дескать, пропала, и концы в воду… Да, но лечащий врач обязан восстановить утерянный больничный документ, а где гарантия, что Донцов опять не впишет ту злополучную фразу «по вине фельдшера Соломки…»?

«Формалист, буквоед», — с возмущением думал о хирурге Лапин. Ему сейчас вообще хотелось кого-нибудь отругать, на ком-то сорвать кипевшую злость.

На глаза попалась дежурная сестра Вера Богатырева, вошедшая по каким-то делам в ординаторскую.

— Почему не отмечена температура больной? — хмуро спросил главврач. — Я назначил термометрию через каждые два часа, а где данные?

— Я сейчас проставлю, — виновато проронила сестра.

— Это надо было давно сделать! Спите на дежурстве! Выговор получить захотели! — прикрикнул он.

Испуганная Вера бросилась к столу, чтобы тут же отметить данные термометрии и, нечаянно задев локтем пузырек, разлила чернила.

— Что вы наделали! — ужаснулся Борис Михайлович, но вдруг глаза его радостно вспыхнули: чернильный ручеек, пробежав по истории болезни Петрова, как будто специально залил ту неприятную донцовскую фразу о Соломке.

«Молодец, Богатырева», — удовлетворенно подумал Борис Михайлович, а вслух гневно говорил:

— Заляпали чернилами больничный документ. На что он теперь похож! Где ваша аккуратность!

— Я перепишу историю болезни, — тихо пообещала дежурная сестра.

— Еще чего не хватало, — быстро возразил Борис Михайлович.

Вера стояла с опущенной головой и ничего не могла сказать в свое оправдание. Конечно, она кругом виновата. Слезы подступили к горлу, но Вера сдержала их.

«Мужественно отвечай за свои проступки», — подбадривала себя девушка.

…Отругав для порядка дежурную сестру «за небрежное отношение к важному лечебному документу», Лапин чувствовал себя самым отличным образом. Оставшись наедине с Василием, он сокрушенно вздыхал:

— Беда с этими сестрами — то одно, то другое. Мы, дружище, должны быть построже с ними. Либерализм к хорошему не приводит.

— По-моему, ты напрасно поднял шум из-за этой истории болезни, — живо перебил Василий.

— Нет, дружище, не напрасно, — подхватил Борис Михайлович. — И ты не хуже меня понимаешь: аккуратная история болезни — это лицо больницы, это, если хочешь знать, свидетельница нашей с тобой работы.

— Я больше признаю другое. Петров пошел на поправку — вот свидетель!

— Это, конечно, так. Но не забывай, дружище, что начальство поинтересуется не Петровым, а его историей болезни. Петров уйдет, а история болезни останется, ее вынь да положь начальству. Это наш документ! — убежденно говорил Борис Михайлович. После небольшой паузы он с нагловатой ухмылкой спросил: — Ну, как вчера? Не обидела тебя Маша?

Василий густо покраснел. Ему было невыносимо стыдно за вчерашний вечер, и он готов был послать ко всем чертям и сводников Лапиных и чересчур податливую продавщицу.

Толкнув плечом Василия, Борис Михайлович подмигнул.

— Не тушуйся, дружище, она баба добрая…

— Оставь меня в покое, — оскорбленно пробормотал Василий и ушел из кабинета. Весь день он чувствовал себя скверно, будто наплевали ему в душу. Казалось, что все знают о его вчерашнем похождении и относятся теперь к нему, доктору, не так, как прежде. Ему неловко было смотреть в глаза дежурной сестре, в глаза Корнею Лукичу…

«И зачем я пошел с этой Машей», — зло упрекал себя Василий.

Корней Лукич удивленно пожимал плечами, не понимая, что такое стряслось ныне с Василием Сергеевичем?

«Видно, трудновато привыкается человеку в селе», — решил он и не осуждал доктора. Сам Корней Лукич, например, ни на какие красивые города не променял бы Федоровку. Издавна полюбился ему этот просторный край с шальными ветрами, с горячим летним солнцем, с непроглядными зимними буранами. И напрасно дети звали в города — сын в Свердловск, дочь в Киев. Что ему там делать? Да и как он может покинуть свою больницу? Корнею Лукичу казалось, что без него и больница захиреет и больничный сад пропадет, засохнет…

«Привыкнет и Василий Сергеевич», — уверенно думал старый фельдшер, и ему всегда хотелось как-то скрасить жизнь доктора в Федоровке. Он рассказывал ему занимательные легенды из истории села, водил на рыбалку, уверяя, что лучших сазанов, чем в Песчанке, нигде не найти, ездил с ним на вызовы и с удовлетворением замечал, что Василий Сергеевич увлекся работой, полюбил больницу. И вдруг сегодня захандрил, на него даже смотреть больно — сидит мрачнее тучи…

— Сноха беляшей настряпала. Зайдемте ко мне, Василий Сергеевич, — пригласил фельдшер.

Василий был рад этому приглашению.