Сельский врач

Часто попадались встречные машины. Приветливо подмигивая фарами, они с грохотом проносились мимо, и тогда мотоцикл нырял в густое облако пыли, и Василий чувствовал, как эта пыль резала глаза, щекотала в носу.

Сейчас доктора удивляло обилие огней в степи. То там, то здесь сияли они то в одиночку, то собираясь кучками, словно для какой-то дружной беседы, в другом месте ползли парами, тройками… Он знал: это работают комбайны, это трудятся люди на колхозных полях в страдные дни уборки, и ночь им не помеха!

…Термометр показывал тридцать девять градусов. Пульс у больного малыша трудно было сосчитать: под пальцем трепетала тоненькая ниточка артерии. Ребенок дышал часто и натужно, будто ему не хватало воздуха. Лицо у него было пунцово-красным, особенно щеки, они пылали. Когда Василий попытался фонариком осветить лицо ребенка, тот плотнее сжал припухшие веки и расплакался.

«Светобоязнь», — отметил про себя Василий.

У кроватки, всхлипывая, стояла молодая женщина-мать. Эти всхлипывания раздражали Василия, мешали ему сосредоточиться. Из рассказа родителей он уже знал, что четырехлетний Женя утром чувствовал себя героем, а в полдень закапризничал и неожиданно попросился в постель. Мать сначала не обратила на это внимания, думая, что сынишка набегался, устал. Укладывая сына в постель, она почувствовала, что у него повышена температура. Срочно был приглашен сельский фельдшер. Фельдшер Соломка успокоил родителей: ничего опасного нет, просто-напросто малыш немного простыл: где-нибудь сквознячком протянуло, и только. Фельдшер посоветовал напоить Женю чаем с малиновым вареньем, растереть спинку одеколоном или водкой.

А часам к десяти у малыша начался бред, он метался в кроватке, и отец, по требованию матери, помчался на мотоцикле за врачом.

И вот теперь, осматривая ребенка, Василий не мог установить заболевания. В голове проносились названия и признаки разных болезней, но все перепуталось. Болезнь началась внезапно, или, как выражаются медики, остро… Ну и что же? У детей почти все заболевания начинаются остро: ребенок бегает, шалит и вдруг — слег в постель…

Он снова и снова перебирал в памяти то, что было известно ему о детских болезнях, силясь отыскать ключ для решения этой нелегкой задачи: для какого заболевания характерны внезапное начало, насморк, светобоязнь, частый пульс? «Очень похоже на корь», — почти с уверенностью подумал Василий и для уточнения спросил:

— У ваших соседей нет больных детей?

Оказалось, у соседа — учителя недавно болела дочурка, но чем, хозяйка дома не знала.

— Разожгите, пожалуйста, примус, — попросил он.

— Укол будете делать? — испугалась мать.

— Поторопись, Надя, доктор знает, что делать, — подтолкнул ее муж.

Василий вскипятил шприц, ввел больному пенициллин, дал стрептоцид. После укола малыш поплакал немного, а потом притих и вскоре заснул.

— Спит, — прошептала мать и вскинула на доктора влажные от слез, но заметно повеселевшие глаза.

— Ну вот и хорошо, — с облегчением отозвался отец. — Спасибо, товарищ доктор. Разрешите, я вас домой отвезу.

— Если можно, я останусь у вас до утра, — попросил Василий. Ему хотелось взглянуть на больного ребенка утром при дневном освещении. Такая, казалось бы, мелочь, как освещение, иногда может исказить картину заболевания. Это хорошо известно каждому врачу.

— Можно, конечно, можно, — гостеприимно подхватил хозяин.

Утром Василий подтвердил свой диагноз — у малыша действительно была корь, и он отправился к местному фельдшеру, чтобы сообщить о заразном больном и заодно попытаться выяснить источник инфекции.

Успенский фельдшерский пункт размешался в неказистой избенке, крытой почерневшим от времени камышом. На дверях пункта висел большой замок. К двери была прибита фанерная дощечка с почти смытой дождями надписью: «Прием больных с 9 часов утра до 3 часов дня».

Ждать час, пока придет сюда фельдшер, было бессмысленной тратой времени, и Василий решил пойти на квартиру к Соломке.

Первый же встречный колхозник указал Василию дом фельдшера.

Василий отворил калитку и сразу натолкнулся на огромную свинью. Блаженно похрюкивая, она лежала почти у самой калитки, над нею роем кружились мухи. Чуть поодаль от свиньи деловито копались в мусоре куры, а крупный, красивый петух, ревниво оглядываясь по сторонам, оберегал покой своих подруг.

Василий с опаской окинул взглядом двор — нет ли где-нибудь собачьей конуры: ему уже не раз приходилось отбиваться от несознательных собак, которые никак не хотели считаться с докторским званием и набрасывались на него озлобленно.

На крыльце появилась невысокая женщина с тазом в руках, она певучим чистым голосом крикнула:

— Цы-ы-ып, цы-ы-ып!..

Куры, вытянув шеи, бросились к хозяйке под ноги, и только петух с величественной медлительностью шел на этот зов, будто делал кому-то одолжение.

Женщина, заметив у калитки незнакомого человека, равнодушно спросила:

— Вы к Гавриле Евгеньевичу? — и, не дожидаясь ответа, крикнула в полуоткрытую дверь: — Гаврюша, к тебе пришли!