Сельский врач

Василию пришлось задержаться в Успенке. После обработки очагов инфекции он проинструктировал фельдшера, как тот должен поступать, чтобы предотвратить вспышку коревых заболеваний, а потом вызвался часок-другой поприсутствовать на амбулаторном приеме.

В эти страдные дни уборки колхозники редко приходили на прием. За все время, пока Василий находился на фельдшерском пункте, сюда явилось два седобородых старика с одной и той же болезнью — застарелым радикулитом, да женщина принесла на перевязку ребенка с ожогом.

У Василия замерло сердце, когда он увидел, как фельдшер делал перевязку. Тот руками брал из стеклянной банки вату, марлевые салфетки, макал их в раствор марганцовки, неизвестно кем и когда приготовленный. Соломка, как видно, не признавал никаких инструментов, кроме своих крепких, сомнительной чистоты пальцев.

Когда женщина, поблагодарив фельдшера и заставив сказать всхлипывающего ребенка «Спасибо, дяденька доктор», ушла, Василий с упреком набросился на Соломку.

— Ну что вы делаете! Разве так нужно перевязывать! Почему у вас нет стерильного материала?

— Откуда брать его?

— У нас в больнице. Без стерильного материала вы не имеете права работать!

— Слушаюсь, Василий Сергеевич, — покорно согласился фельдшер. — Завтра приеду.

— Вы — фельдшер, вы — носитель санитарной культуры, а сами, наверное, целую неделю не брились… У вас, я видел, большое домашнее хозяйство. Оно вам не мешает?

В черных глазах Соломки вспыхнули гневные искорки.

— Поживете на моем месте, тогда узнаете, — отчужденно сказал он. — Вы лучше посоветовали бы, товарищ доктор, куда мне на базарчик съездить за мясом, за молоком, где хлеба купить. А ведь у меня четверо детей. Вот и рассудите, может ли существовать сельский фельдшер без своего подсобного хозяйства. Жене в колхозе работать приходится да и сам я сотню-другую трудодней зарабатываю.

Из Успенки Василий возвращался с попутной машиной. Всю дорогу его не покидала мысль о Соломке. В общем у него сложилось неплохое мнение о фельдшере — он верил в его честность и порядочность, но Соломке нужна была помощь. Как помочь ему? Конечно прежде всего нужно чаще бывать у него на амбулаторных приемах — учить, подсказывать фельдшеру.

«А что, если Соломку взять к себе в больницу на месяц — полтора, пусть поработает в перевязочной, в операционной, побывает на амбулаторных приемах, подежурит с сестрами!» — размышлял он и решил, что лучшего пока придумать нельзя.

3

Каждый вечер Иринка с увлечением рассказывала дома о том, как школьники вместе с Татьяной Семеновной трудятся в поле.

— Весело у нас на току, — уверяла она. — Приходите, Василий Сергеевич, сами увидите.

И вот сейчас, проезжая мимо колхозного тока, Василий припомнил рассказы Иринки, и ему захотелось побывать на току. Он попросил шофера остановить машину и вышел из кабины.

«Проверю, быть может, есть больные», — оправдывал он изменение своего маршрута и тут же поймал себя на мысли, что не больные, не уверения Иринки, а желание увидеть Татьяну влекло его на ток…

— Василий Сергеевич! — послышался знакомый голос, и в тот же миг к нему подбежала запыленная, но с сияющими глазами Иринка. — На помощь приехали? К нам идемте, — позвала она.

У зерноочистительной машины Василий встретил Татьяну. Лицо у нее черное, как у негритянки — то ли от пыли, то ли успела она загореть в степи, — только поблескивали белки глаз да сахарно-белые зубы.

— А, Василий Сергеевич! Здравствуйте. Решили потрудиться? Становитесь к транспортеру, — приветливо сказала она.

— Не хитрое это дело стоять у транспортера.

— Вот вам лопата, попробуйте.

Деревянная лопата показалась Василию игрушечно-легкой и удобной для работы. Он быстро бросал зерно — сухое, звонкое — на шуршавшую ленту транспортера. Наблюдая за ним, Татьяна серьезно заметила:

— Такими темпами вы долго не проработаете.

— Посмотрим, — раззадорился Василий, радуясь встрече с Татьяной. Он чувствовал, как мышцы наливаются бодрой силой, и ему казалось, что он способен в одну минуту перелопатить огромный ворох зерна.

К Василию подбежала Иринка. Протянув ему серые брезентовые рукавицы, она сказала:

— Возьмите, Василий Сергеевич.

— Что это?

— Рукавицы. Разве не видите.

— Зачем? — удивился он.

— Вам же руки беречь надо!

— Видите, молодая хозяйка и здесь проявляет о вас заботу, — улыбнулась Татьяна.

— Нет, нет, Иринка, не нужно, спасибо, ненужно.

Девушка смущенно потупила глаза, и если бы ее лицо не было покрыто слоем спасительной пыли, Василий заметил бы, как она покраснела.

«Не нужно, а сам говорил… руки беречь…» — с обидой думала Иринка.

Татьяна с покровительственной улыбкой поглядывала на доктора, продолжавшего орудовать лопатой, и была удивлена его ловкостью и неутомимостью.

— А я думала, вы неженка.

— Неженка и хирург — понятия несовместимые.