Сельский врач

Василий взглянул на часы — рабочее время в больнице давно закончено, а значит спешить туда не было никакой надобности. Из Успенки он предупредил Бориса Михайловича по телефону, где находится, а сейчас тоже попросил знакомого шофера, чтобы тот по пути на элеватор завернул в больницу и сказал дежурной сестре, где искать его в случае острой надобности. Василию хотелось побыть на току среди людей и — что греха таить — хотелось переброситься словечком с Татьяной.

Человек городской, почти не бывавший раньше страдной порою в степи, он сейчас с любопытством ко всему присматривался, и все было для него ново и необычно.

Василию вспомнился тот день, когда они, возвращаясь с Корнеем Лукичом из Каменки, остановились вон там, у недалекой лесной полоски, и любовались неоглядным полем пшеницы, радовались богатырскому наливу колосьев. Теперь степь была не той: она лежала отяжеленная, золотая, по-матерински щедрая, а то густое, чуть голубоватое молоко зерна, которое показывал Василию Корней Лукич, теперь затвердело, зарумянилось под солнцем и стало полновесным зерном.

Нежась в лучах солнца, на току лежали, похожие на сказочные караваи, вороха пшеницы. Двое девушек подтащили к вороху небольшой, почти игрушечный зернопульт, включили мотор, и высоко вверх брызнула струя зерна. Василию показалось, будто радуга повисла над током.

— Красиво, правда? — спросила Татьяна, заметив, что доктор любуется работой зернопульта.

— Необыкновенно красиво, я никогда ничего подобного не видел, — с восхищением отозвался он.

Подхватывая лопатой сыпучее зерно, Василий бросал его на ленту транспортера. Кто-то из школьниц вооружил Татьяну Семеновну лопатой, и она встала рядом с доктором. Тут же, подзадоривая друг друга, шумно и весело работали школьники. Иринка вдруг заявила, что Василию Сергеевичу не угнаться за ней, что она вообще неутомима.

— А ну-ка, посмотрим. — Василий поплевал на руки. Иринка тоже поплевала. А когда минут через пятнадцать Татьяна Семеновна объявила результат — ничья, девушка вспылила, упрямо доказывая, что победила она.

— Василий Сергеевич, да неужели вы не можете быть объективным? — взволнованно спросила Иринка, и в глазах ее можно было прочесть: ну признайте, признайте за мной победу!

Василия забавляло поведение девушки, и чтобы подзадорить ее, он сказал, что состязание оценено объективно.

Иринка с досадой топнула ногой и убежала к другой группе школьников, занятых погрузкой зерна.

— А дома вы с ней ладите? — полюбопытствовала Тобольцева, хорошо знавшая строптивый характер своей ученицы.

— Ни мира, ни войны, всегда спорим, — ответил Василий и вдруг заметил, как мимо вороха зерна прошла, опираясь на палку и прихрамывая, незнакомая девушка. Он воткнул в зерно лопату, подхватил чемоданчик с медикаментами и, догнав девушку, спросил:

— Что с вами? Почему хромаете?

— Маленько ушибла, — с неохотой ответила та, присаживаясь на солому.

— Травма? И перевязана тряпкой?

— Это совсем не тряпка, а новый перевязочный материал, предложенный местными медиками, — усмехнулась девушка.

Василию стало не по себе от этих слов и этой усмешки. Ему даже показалось, что девушка смотрит на него с укором: бездельник ты, бездельник, мечтаешь о высоких материях, о больших операциях, а чем перевязывают люди на токах случайные ушибы, не знаешь…

Он попросил девушку развязать ногу.

— С какой стати, — вспыхнула она, отодвигаясь от незнакомца, а потом, присмотревшись к нему, конфузливо сказала: — Простите, я не узнала вас, вы наш новый доктор.

Когда она сняла тряпичную повязку, Василий увидел вспухшую, с резкой краснотой, стопу и без труда определил начинающуюся флегмону. Он открыл чемоданчик, достал оттуда бинт, вату, флакон спирта, чтобы наложить согревающий компресс.

— Вон сколько у вас всего в чемоданчике, а на току ничего нет, ушибла ногу и помазать нечем, — говорила девушка, даже не подозревая, что каждое ее слово иголкой вонзается в сердце доктора.

— Вам придется лечь в больницу.

— Зачем же, товарищ доктор.

— Надо лечиться.

Он выписал направление и с попутной машиной отправил девушку в Федоровку. В ушах еще продолжали звучать ее слова: «Ушибла ногу, а помазать нечем…». Да неужели на току нет аптечки? Ведь если бы вовремя перевязали как положено ушибленную ногу, никакой флегмоны не было бы».

Аптечки на току Василий не нашел. Зав. током, лысый, шустрый старичок, одетый, несмотря на жаркий день, в стеганку, выслушав доктора, скороговоркой советовал:

— Земелькой, земелькой присыпать нужно, ежели что, земелька, она лучшее лекарство.

Василий махнул рукой, зная, что с ним толковать об аптечках бесполезно.

К току подкатила председательская «Победа». Василий было направился к ней, но остановился, увидев Тобольцева и директора МТС Вялых, вышедших из машины. Они, видимо, продолжали давно начатый спор, и по их сердитым голосам чувствовалось, что начальники не в духе.