Семь чудес театра оперетты

В его графе Монте-Кристо есть одна особенность, отличающая именно эту интерпретацию романа. В его графе нет всепоглощающей жажды мщения, нет губительной силы, что всегда разрушает и мстителя. Его Эдмон на балу-разоблачении страдает – не от того, что пережил вновь все муки, на которые его обрекли Вильфор и Морсер. Он с ужасом переживает их гибель. Он не хотел её. Оттого граф буквально сдирает перчатки со своих рук – чтобы понять, что случившее с Вильфором и Морсером – не его рук дело. Чтобы увидеть, что его руки не в крови. Оттого так страшна сцена «Стервятники». Публика ненасытна, и чем больше получает – тем больше требует. И граф, уже не сдерживаясь, бросает обвинения не только стервятникам, но всему миру – и за пределами театра страшно звучат его слова: «Перечислить униженных вами и оскорбленных, рассказать, сколько грязи на ваших мильонах?» И граф падает на колени. Но не перед публикой, а от бессилия, что не может помочь всем, сойти, как светлый луч, на весь мир. Весь, без исключения. А иного его душа, сильная и благородная, не приемлет. Это уже отсылка к другому человеку, сыну Божьему, что точно так же – отчаялся на мгновение, что не может спасти весь мир. И все же – спасает до сих пор. Ведь и остров, что зовется Монтекристо в переводе – гора Христа.

Монте-Кристо приходит в себя от голоса Мерседес. А что еще может в такую минуту поддержать человека, кроме любви?

Валерия Ланская, Мерседес. Такая нежная и хрупкая девушка в сцене ареста Дантеса. И великая женщина на балу. Потому что как только понимаешь, что она перенесла, что она прожила свою собственную тюрьму – пускай и выглядела та тюрьма совсем не как замок Иф. Но для женщины нет страшнее заточения, как в собственной памяти, в собственном несчастье. В любви, которая не сбылась. Одно утешение – если есть ребёнок, жизнь которого – единственный смысл твоей. И когда наступает развязка, крик Мерседес, её мольба – «это я виновата, я…Боже правый, моя вина осуди на любую казнь, но детей от неё избавь» – невозможно вынести. Валерия Ланская в этой роли – прекрасна. Прощальный дуэт – просто теряет свое штампованное название. Это не прощание. Это – клятва той, ушедшей уже любви. Это – доказательство того, что она, любовь, существует. Но быть женщиной – это высший дар. Особенно такой, как Мерседес. Потому что, глядя на Валерию Ланскую, на её героиню вдруг понимаешь – нет ничего невозможного. И мне хочется верить, что, когда они выходят на поклоны – это знак того, что Эдмон и Мерседес всё равно останутся вместе. Пускай, не сразу. В этом дуэте, Балалаева и Ланской, другой развязки просто не может быть. Не может.

Но есть в этом мюзикле одна линия, одна история, которая слишком жестока, слишком жизненна и сегодня. Особенно на дичайшей реальной волне «детей-маугли».

Эрмина и Бенедетто. Лика Рулла и Вадим Мичман. Это дуэт, чья «химия» сильнее всех остальных в мюзикле. Если вы слушали диск, но вас не задели эти две арии «Папа, мама» и «Это сон», то мюзикл вживую – разобьет вам сердце. Два актёра на сцене живы настолько, что с трудом держишь голову прямо и заставляешь себя смотреть. Потому что от этой боли, от этой правды – почти рыдаешь в голос, прячась от всех. Это сыграно так, что не забудешь никогда. Лика Рулла появляется всего в трех сценах – когда просит Вильфора показать могилу сына, позже, когда узнает, что он зарыл своего ребёнка живьём и вместе с сыном. Вадим Мичман, Бенедетто, весь перед зрителем. И его лицо, залитое слезами – тоже. Но счастливое лицо, по-детски счастливое.

Они находят друг друга. Они находят больше, чем просто друг друга. Это другая судьба, другая жизнь вдруг возникает на сцене. И нет сомнений, что Бенедетто больше не будет воровать, а Эрмина будет счастлива. Нет сомнений, что эта линия – об отыскании погибших, об особой утрате, что страшнее погибшей любви. Потому что это любовь воскресшая. Которой дали не просто шанс – ей дали жизнь. И сделал это граф Монте-Кристо.

Как неслучайно, что Вильфор осуждает Бенедетто, не ведая кто перед ним – «и для отцов, и для детей закон один». «Мальчишка мерзкий» вырос без воспитания, в иной среде, нежели все участники бала-маскарада, а по сути – нормальной жизни. И вся его вина – в том, что его так воспитал другой «маскарад». И тема мюзикла вдруг меняется. Это проблема не отцов и детей. Это – острая актуальная проблема воспитания сегодняшнего общества, сегодняшнего мира. И Дюма, и всё, что происходит на сцене Театра Оперетты вдруг попадает в самую больную точку сегодняшнего дня.

Все пороки, все несчастья и ошибки человека – из детства. И благословение тому, кто сумеет не просто понять это, но исправить, помочь такому Бенедетто понять, что он творит или только намеревается сотворить. Но слишком поздно. И живьём зарытые дети сегодня – это не закопанные в саду младенцы. Это – ленты новостей, где один за другим вдруг обнаруживаются «маугли». Проблема воспитания родителей таких детей – она слишком далеко зашла и уже принесла свои плоды. Провал в воспитании – и катастрофические последствия.