Семь дней в искусстве

– Я атеистка, но верю в искусство. Я хожу в галереи, как моя мама ходила в церковь. Это помогает мне понять, как я живу. – Она замолкает; затем, словно устав себя сдерживать, добавляет тихо: – Мы с мужем настолько увлечены искусством, что оно стало занимать больше места в наших расходах, чем мы планировали изначально. Коллекционирование сродни наркомании. Со стороны может показаться, что я шопоголик, но от бутиков Гуччи и Пуччи перешла к искусству, а на самом деле это не так.

София Риччи встает в очередь за бесплатным мороженым и эспрессо (здесь не ждут, что в карманах у коллекционеров водится мелочь, чтобы платить за такие пустяки), а я продолжаю свои наблюдения. Никто из вип-персон даже не взглянул на огромных размеров бриллиантовые ожерелья, лежащие на витрине устроенного здесь временного бутика «Булгари». Побрякушки не способны отвлечь преданных искусству людей от их сегодняшних целей. Компания «Нетджетс», предоставляющая в аренду самолеты, имеет собственный вип-зал внутри общего зала для вип-персон. «У нас тут оазис, никакого искусства на стенах», – блаженно улыбаясь, говорит девушка, ведущая прием посетителей компании. Организаторы лондонской художественной ярмарки «Фриз» – относительно новой, но уже чрезвычайно успешной – стоят на противоположной стороне зала. Как и я, они, похоже, наблюдают за происходящим.

15 часов 30 минут. Я снова направляюсь к стендам, и шум вип-зала стихает за моей спиной. Посетители расхаживают уже не с таким деловым видом, они кажутся менее озабоченными. Вдруг я вижу вдали, на другом конце ковровой дорожки, знакомую фигуру и растрепанную седую шевелюру – это Джон Бальдессари. Он возвышается над коллекционерами, подобно библейским персонажам на церковных росписях, в два раза превышающим рост донаторов. Я сразу представила себе, что коллекционеры расспрашивали великого художника о значении искусства и смысле жизни, однако Джон сказал мне, что просто болтал с ними о пустяках.

Пять разных галерей, все из разных мест, демонстрируют здесь дадаистские произведения Бальдессари, основанные на фотографиях. Однако, как говорится, «на выставке нет места для художника». Многие помнят шутку Бальдессари, что художник, явившийся на ярмарку искусства, похож на подростка, который вваливается в спальню родителей, когда те занимаются сексом. «На ярмарках роль галериста снижается до роли торговца, – говорит Джон. – А художникам лучше бы не видеть галеристов в этой роли. Вот и у тех родителей вытягиваются лица: что, мол, тебе здесь надо?!»

Художники обычно относятся к ярмаркам искусства со смешанным чувством: они их ужасают, отталкивают и забавляют. Им становится не по себе, когда они видят, как тот труд, который был проделан в мастерской, превращается в товар, призванный удовлетворить ненасытный спрос покупателей, и вздрагивают при виде огромного количества работ, о которых никто почти ничего не рассказывает. Я спросила Бальдессари, когда он пришел сегодня на ярмарку, – к открытию? Он ответил: «Ты что, смеешься? Ноги моей никогда тут не будет до обеда. Меня бы просто затоптали. Это было бы избиение младенца».

Прошлой ночью Бальдессари приснился навеянный ярмаркой кошмарный сон, а потом он не мог заснуть. Во сне он стал плоским. Он превратился в собственный портрет, разрезанный, а затем склеенный. «Я смутно помню, как меня осматривало множество врачей. Они исследовали меня визуально и физически, – говорит он своим сиплым голосом. – Они ничего не говорили и только глазели на меня».

Вот уже много лет Бальдессари свободен от необходимости общаться с коллекционерами. «Я принадлежу к поколению, для которого изначально не существовало связи между искусством и деньгами. А потом, в восьмидесятые, вдруг хлынули деньги, – говорит он. – До того времени коллекционеры попадались мне очень редко, и, когда они внезапно полезли отовсюду, у меня началось отторжение. Я не хотел иметь с ними ничего общего. Это все равно что быть застуканным с проституткой. Мне хотелось остаться чистым. Я тогда решил так: „Вы покупаете не меня, а мои произведения. И я не хочу с вами ужинать“. – Бальдессари глубоко вздыхает и окидывает взглядом ярмарку. – Но потом я постепенно понял, что коллекционер все-таки много знает об искусстве, он не так уж плох. И мало-помалу до меня стало доходить, что не нужно выносить приговор всем сразу». Тем не менее Бальдессари считает рынок искусства явлением нездоровым и неразумным. Что же касается соотношения эстетической и денежной ценности, то он говорит так: «Нельзя считать стоимость картины показателем качества. Это заблуждение. Это сведет вас с ума!»