Семь дней в искусстве

Мы садимся за стол перед стендом. Когда я спрашиваю у По, какие качества требуются для того, чтобы стать хорошим дилером, он откидывается на спинку кресла и на минуту задумывается. «Нужно иметь глаз: интуитивную способность распознать работу, которая говорит вам о том, что ее автор обладает истинным интеллектом, оригинальностью и энергией». Художники обычно критически относятся к понятию «хороший глаз»[29], но дилеры и коллекционеры его уважают. Это своеобразное выражение заставляет вспомнить «знатока искусств» с моноклем или циклопов, обладавших безошибочным природным чутьем. В то время как «хорошее ухо» недооценивается, поскольку его обладатель все-таки зависит от мнений других людей, человек с «хорошим глазом» обладает способностью моментально узнавать нечто невыразимое, сразу выделяя лучших художников, а у последних – их лучшие произведения. «Кроме того, надо держаться за своих художников, – продолжает По. – Посмотрите вокруг, укажите на гения, а затем заставьте всех, кто идет за вами, кивнуть в знак согласия. – Он пристально смотрит в бокал с шампанским, словно гадает по пузырькам, как по чаинкам, а потом поднимает глаза. – Надо также иметь деловую хватку. Если у вас два плюс два будет равняться трем, вам хана». Относительно самого процесса продажи По замечает: «Надо уметь разговаривать с людьми. Сочинять истории и импровизировать. Рынок ненормален и неуправляем, но у него есть множество требований, которые полагается соблюдать».

По считает, что художественная ярмарка может оказаться тяжелым испытанием для художника. «Если художник обладает мастерством, он работает, потому что иначе не может, – говорит По. – Он не стремится угодить рынку. А если художник будет болтаться здесь, это только собьет его с толку. Кроме того, скажем откровенно, ярмарка не лучшее место для демонстрации своих работ. Все нюансы произведения искусства здесь теряются, обертоны заглушаются какофонией. – По усмехается, довольный своей музыкальной метафорой, он продолжает ее развивать: – Представьте, что здесь идет свободная джазовая импровизация, а за звукорежиссерским пультом сидит пьяная обезьяна».

Тут нас перебивает немецкий коллекционер, настойчиво интересующийся абстрактной живописью Марка Гротьяна. Пока По занят делом, я обдумываю его слова. Дилеры – это посредники. Они предпочитают держать под контролем прямые контакты между художниками и коллекционерами, и их сильно беспокоят возможные встречи подопечных (приносящих прибыль художников) с дилерами-конкурентами, которые стремятся вторгнуться на чужую территорию. В этом отношении ярмарки представляют явную опасность. Кроме того, по-прежнему существует идеологическое несогласие между искусством и торговлей, даже если они неразрывно переплетены и даже если художники откровенно работают на рынок (или, наоборот, иронизируют над ним). В мире, где мастерство художника больше не является главным критерием суждений об искусстве, наивысшей награды удостаивается тот, кто обладает неповторимой индивидуальностью. Если же всем очевидно, что художник работает в угоду рынку, его искренность ставится под сомнение и рынок теряет доверие к его творчеству.

Стенд заполнялся людьми медленно, но в какой-то момент вдруг обнаружилось, что здесь очень много народу. Блюм недовольно поглядывает на По, словно желая сказать: «А ну-ка, подними свою задницу и помоги мне немного!» Я собираюсь уходить, но тут замечаю Дэвида Тейгера – коллекционера, который приходил вкусить аромат вечерних торгов на «Кристи». Тейгер говорит, что закончил на сегодня с покупками, его консультант уже занят с другим клиентом, а подруга (о которой я знаю, что она блондинка и в два раза моложе его) появится здесь только завтра. Поэтому он нуждается в компании. Дэвид рассказывает, что именно ему принадлежал оригинал картины Мураками «727» и что именно он отдал ее в МоМА. Потом мы идем вниз – поглядеть на галереи, выставляющие произведения знаменитых художников по немыслимым ценам.

Тейгер собирает коллекцию с 1956 года, он давно присмотрелся к самым разным дилерам. «Есть те, кто учится, и есть те, кто уже научился, – объясняет он. – Первые любят современное искусство, нынешних художников, работы нашего времени. Вторым нравится искусство прошлого». Чем больше его возраст приближается к восьмидесяти, тем сильнее Тейгеру хочется сохранить свой живой ум, и «нарождающееся искусство» помогает ему осуществить это желание. Тейгеру не чуждо даже некоторое смирение. «Я всего лишь обыкновенный богатый человек, – говорит он. – Эти молодые миллиардеры с их частными самолетами уже принадлежат к другому классу. Мои „новые деньги“ – теперь уже „старые деньги“, а в наши дни это означает „мало денег“». Он смеется. Тейгер называет свою коллекцию «жизнеутверждающей», а потом, выказывая чрезвычайную скромность, замечает: «Я даже не знаю, есть ли у меня коллекция. Скорее, у меня есть груда вещей».