Семь дней в искусстве

Томма – всеми любимый член кьюбиттской коммуны. Она регулярно берет на себя такие малоприятные задания, как сбор арендной платы, кроме того, она серьезный участник заседаний комитета. Собратья по студии с легкой иронией говорили о странностях Томмы. Например, когда кто-то стучит к ней в дверь, художница приоткрывает только щель или приглушенным голосом сообщает, что выйдет через пятнадцать минут. Томма очень замкнутая и в высшей степени сдержанная. Она никогда не бывает зачинщицей конфликтов, неизбежных среди творческих людей, целыми днями работающих в одном здании. Она сделалась настолько необходимой, что, по слухам, ей будто бы собираются предложить пост в руководстве коммуной. Когда я спросила, правда ли это, Томма раздраженно ответила: «Я должна отвечать? Какая разница?»

Томме Абтс тридцать девять, она родилась в Германии и двенадцать лет живет в Англии. Когда я встретилась с ней, кроме туши для ресниц, на ее лице не было заметно никакой косметики. Голубоглазая, с прекрасными волосами до плеч, она, как и ее картины, сдержанна и неброско красива. «Начиная писать картину, я не знаю, на что она будет похожа», – сказала Томма тихо, указывая на четыре холста разной степени завершенности, которые она повесила на уровне глаз перед моим приходом. Все картины одного размера – девятнадцать на пятнадцать дюймов, – и создает Томма не более восьми картин в год. «Я не понимаю, как можно писать быстрее, – говорит художница. – Иногда я трачу на какую-либо из них пять лет, иногда два года. Недавно закончила ту, что была начата десять лет назад. Я работаю над ними поэтапно и постоянно что-то переделываю».

Томма вначале прописывает работу полупрозрачным акрилом, затем накладывает четкие слои масляной краски, создавая геометрические абстракции, раззадоривающие зрителя намеками на форму. «Моя работа колеблется между иллюзией и объектом, и она напоминает вам о каких-то вещах, – объяснила она. – Например, я создаю эффект дневного света или ощущение движения. Некоторые формы даже имеют тени». В картинах Томмы Абтс яркие линии, проступающие на поверхности, обычно остаются от первоначального акрилового слоя, тогда как мрачный фон создается последними мазками, положенными на холст. «Я всегда работаю изнутри наружу, – продолжила она. – Я знаю, что картина закончена, когда чувствую, что она больше от меня не зависит».

Художница дает своим картинам названия, выбирая их из словаря немецких имен. Мы задержались перед одной из них, названной «Меко», – это красно-бело-зеленая живопись в духе оп-арта. Критики описывают картины Абтс как «живые вещи», рождающие «интерсубъективную конфронтацию». Ее волнует, какие работы на выставке окажутся соседствующими и как их повесят, словно она решает, как усадить гостей на званом обеде, и опасается, что произойдет катастрофа, если «Тит» окажется слишком близко к «Фольму». Когда я вскользь упомянула, что мне было бы интересно взглянуть на ее словарь имен, Томма встревожилась, подошла к столу, набросила свитер на таинственный том и сказала: «Лучше не надо…»

Она не любит говорить о своем творчестве, но выработала собственную манеру общения с журналистами. «Почему, если ты художник, то должен себя объяснять? – спросила она, теребя маленькую золотую подковку, висящую на тонкой цепочке у нее на шее. – Живопись прежде всего визуальна, и очень сложно адекватно передать ее содержание словами». Томма отказалась назвать имена художников, которые оказали на нее влияние, или тех, с кем она чувствует духовную близость. Она предпочитает уходить от конкретных ответов. По поводу того, что делает художника великим, она с готовностью сказала – перфекционизм: «Я полагаю, необходимо погрузиться в то, что делаешь. Нельзя говорить: „Сойдет и так, но можно было сделать и по-другому“. Вы должны видеть произведение в целом – только так и правильно».

Томма старалась избежать разговора о Крисе Офили, последнем лауреате премии Тёрнера из числа живописцев, – это было в 1998 году. Будучи в то время его близкой подругой, она составила собственное мнение о процессе присуждения премии, зная его изнутри. «Я была частью лондонского мира искусства в течение одиннадцати лет, – сказала она, глядя в окно. – Каждый год номинируются четыре художника. Вы всегда знаете по крайней мере одного. Не важно, кто он». Принятие решения о согласии на номинацию заняло у Томмы Абтс три дня. «Я хотела бы участвовать в мероприятии, посвященном искусству, а не личностям художников. Мне хотелось бы остаться художником, а не превратиться в ньюсмейкера… – Она взяла долгую многозначительную паузу, а затем улыбнулась. – Как представители средств массовой информации».