Семь дней в искусстве

Не один год ходили слухи, что Ник Серота может повлиять на окончательный вердикт судей премии Тёрнера. Когда я упомянула об этом, он сначала ответил уклончиво: «Я живу в обществе, где искусство ценится недостаточно высоко, поэтому мне всегда казалось, что жесткая позиция по отношению к тому или другому типу искусства пагубна». Потом он добавил с некоторым раздражением: «Мои вкусы не связаны с моей деловой репутацией». Серота закрыл глаза и задумался, прежде чем продолжить: «Во время затишья перед главным событием – не скажу „бурей“ – я стал размышлять, как добиться наилучшего результата, каким образом расставить акценты, чтобы получился конструктивный разговор, чтобы каждый желающий мог высказаться. Порой, когда обсуждение заходит в тупик, мне приходится и нажать, поскольку в данной ситуации нам не следует принимать решение по остаточному принципу».

В этом году в команду жюри, чьи персональные предпочтения позволят объективно определить победителя, вошли журналист и три куратора. Линн Барбер – обозреватель газеты «Обсервер», единственный посторонний человек в мире искусства. В октябре, за два дня до открытия выставки, она опубликовала статью о своем судейском опыте «Как я страдала ради искусства». «Мне неловко об этом говорить, – писала она, – но год, проведенный мною в качестве члена тёрнеровского жюри, серьезно охладил, хотя, надеюсь, не совсем погасил, мой энтузиазм в отношении современного искусства». Барбер сетовала на свою ничтожную судейскую квалификацию, «странные» правила конкурса и собственную «неуверенность». В то же время она утверждала, что, хотя все четыре художника продемонстрировали «интересные работы», одного из них можно назвать «выдающимся» и «она считала его бесспорным претендентом». В действительности проблемы начались раньше, на стадии шорт-листа. Барбер сказала, что ее избранники были «жестоко отвергнуты» и ей стало любопытно: может, ее взяли в жюри всего лишь в качестве «фигового листка», для прикрытия махинаций, творящихся в художественном мире?

Руководство «Тейт» тихо негодовало. «После статьи Линн совместная работа членов жюри намного осложнится, – признался Серота. – Раньше судьи могли не беспокоиться о том, что их высказывания будут записаны и использованы против них». Линн Барбер также возмущало, что жюри не рассматривало должным образом кандидатуры номинантов, предложенные публикой. Серота не согласился: «Жюри всерьез относится ко всем кандидатурам. – Он поднял брови и ухмыльнулся: – Но не до такой степени, чтобы углубляться в изучение творчества художника, однажды выставившегося в Сканторпе[37]!»

Другие судьи тоже пришли в замешательство. Один из них, Эндрю Рентон, профессор Голдсмитс-колледжа и куратор частного собрания современного искусства, сказал мне: «Боюсь, Барбер выпустила свой заряд. Она самоустранилась как судья, придав огласке процесс еще до его завершения». Рентон также заметил, что из-за неопытности Барбер выдвинула номинации, которые другие считали «преждевременными»: премия Тёрнера, как и любая премия, претендующая на авторитетность, должна присуждаться вовремя. По мнению Рентона, «номинировать на Тёрнеровскую премию того, кто не имеет никакого отношения к художественной школе, абсолютно безответственно. По той же причине эта награда не должна стать премией кризиса среднего возраста». Премию Тёрнера получают художники, находящиеся где-то на середине пути, между периодами становления и творческой зрелости. Премии за достижения всей жизни не столь драматичны, поскольку вероятность ошибки здесь минимальна, тогда как премии, поощряющие подающих надежды молодых художников, не являются таким уж заметным событием, ведь ставки в этом случае совсем невелики.