Семь дней в искусстве

Шиммелю нравится менять свой кураторский стиль с каждой выставкой: «Я терпеть не могу слово „брендинг“. Я человек альтернативной культуры конца семидесятых и весьма старомодный искусствовед, но мой восемнадцатилетний сын – приверженец брендинга. Я понимаю, что это весьма важно для молодого поколения и для творчества Такаси… Вы не можете не замечать слона в комнате». Появилась тарелка с чем-то покрытым зеленой слизью, Шиммель смотрел на нее с нескрываемым любопытством. «Чтобы понять Такаси, вы должны познать коммерческую составляющую его творчества, – сказал он с полным ртом. – Объекты коллекционирования, предметы роскоши или некая продукция приносят чувство удовлетворения. Круг замыкается. Такаси понимает: искусство должно остаться в памяти, а в памяти остается то, что вы можете забрать домой».

Блогеры, пишущие об искусстве, несомненно, ужаснутся участию в выставке, которая проводится в МОСА, бутика «Louis Vuitton», но это была идея Мураками, и Шиммель ее отстоял. «Музей неохотно уступает свою священную территорию, но в данном случае это абсолютно правильно, – сказал он. – Они будут продавать ограниченный ассортимент товаров, специально выпущенных для выставки». В ресторане было душно; Шиммель вытер салфеткой пот со лба и серьезно посмотрел на меня: «Я всегда считал, что необходимо выбирать художников, чье творчество вызывает полемику. Если все совершенно ясно и нет предмета для дискуссии, тогда зачем это нужно?»

Мастерская художника – это не только место, где занимаются творчеством, но и площадка для переговоров и сцена для перформансов. На следующий день я вернулась в студию в Мотоадзабу, чтобы присутствовать на встрече Мураками с музейщиками. В одном из двух белостенных залов Мураками и Шиммель расположились друг против друга за длинным деревянным столом, вокруг которого стояли двадцать черных кожаных кресел. Справа и слева от художника сидели две красивые женщины лет тридцати, владеющие и японским, и английским: Юко Саката, нью-йоркский исполнительный директор, и Йоситаке, координатор проекта от МОСА. Справа и слева от Шиммеля сидели Демаре и я.

Первым на повестке дня было обсуждение каталога выставки. Мураками, с волосами, забранными в пучок, одетый в футболку и шорты, начал перелистывать глянцевые страницы пробного экземпляра. На первой странице каталога была помещена работа 1991 года, предназначенная для маркетинговой кампании японского производителя игрушек «Tamiya». Надпись на ней гласила: «Такаси: мировой образец качества». Форма этой вещицы еще мало напоминала будущий визуальный язык Мураками, но что касается содержания – тут попадание было полным. «Здесь налицо смелость. Вот она, эволюция», – сказал Шиммель, склонившись над пробами.

«Здесь все, что вы хотите посмотреть. Цвет. Кадрирование. Ждем вашего мнения, – с почтением обратился Шиммель к Мураками. – Некоторые репродукции были настолько плохие, что пришлось уменьшить их до четверти полосы. И нам до сих пор не предоставили половины экспонатов, которые мы просили для выставки у нынешних владельцев. – Куратор тяжело вздохнул и сказал, обращаясь к собравшимся: – У Такаси сложные отношения с коллекционерами. Я встретился с одним из них в Венеции, и он был так обозлен на Такаси, что не хотел давать его картину на выставку». Хотя художники обычно разрешают бесплатно публиковать фотографии своих работ в небольших каталогах частных собраний, Мураками заставил этого коллекционера выдать ему гонорар за репродукцию картины, висящей у него же в гостиной. Шиммель выразил коллекционеру сочувствие и в конце концов убедил его предоставить работу, сказав: «Давайте я покажу вам наши кошмарные договоры!»

Мураками строго следит за соблюдением своих авторских прав и контролирует распространение произведений, поэтому проведение выставки «© MURAKAMI» в МОСА регулировалось четырьмя документами, включавшими в себя договоры, касающиеся воспроизведения в каталогах, прав на публикацию изображений, а также условий использования файлов со сверхвысоким разрешением для ознакомления с продукцией. Против обыкновения, музей подписал дополнительное соглашение на семи страницах: в качестве особого условия оговаривалось то, что Мураками имел, по выражению Шиммеля, «окончательное право на утверждение всего по всем аспектам».