Семь дней в искусстве

Мураками обратился к следующему развороту: «Time Bokan» (1993) – роспись в стиле манги, изображающая белый гриб – облако – череп на кроваво-красном фоне. Здесь художник, несомненно, нашел свою манеру и образный строй. В своем творчестве Мураками доказывает, что трагические события, пережитые японским народом, нашли отражение в первую очередь в образах популярной культуры, комиксах и мультипликационных фильмах, – это слепящие вспышки, космические корабли, напоминающие бомбардировщики B-29, неестественно быстро созревающая растительность и монстры – последствия радиации. Шиммель как-то сказал мне: «Бомба, сброшенная на Нагасаки, изначально предназначалась для города, где жила мать Такаси. Когда он рос, ему постоянно твердили: „Если бы над Кокурой в тот день небо не затянули облака, ты не появился бы на свет“».

Просмотрено восемьдесят страниц; Мураками отметил на них красной шариковой ручкой все мельчайшие дефекты и изъяны. На полях появились вертикальные столбцы японских иероглифов – указания вроде «больше розового» и «больше серебра в сером». Встреча проходила ровно, пока мы не подошли к развороту, посвященному скульптуре «Цветок Матанго», представленной в четырех ракурсах. «Эта работа свидетельствует об огромном таланте, – проговорил Шиммель, нажимая обеими ладонями на стол. – Это поразительное достижение, так перевести рисунок в трехмерную композицию. Она невероятно сложна, и ее краски словно образуют броню». Мураками вдруг вскочил и вышел из комнаты. Мы недоуменно переглянулись. «Занудно?» – нервно пошутил Шиммель. Через минуту Мураками вернулся с включенной видеокамерой и попросил Шиммеля еще раз произнести все сказанное. «Э-э-э. Что я говорил?» – спросил Шиммель. Я зачитала мои записи, и он повторил свои слова для архива «Kaikai Kiki».

Примерно еще через двадцать страниц Шиммель обратил внимание на единственную фотографию в каталоге, запечатлевшую процесс производства, – сделанный на фабрике снимок двадцатитрехфутового «Мистера Пойнти». Шиммель спросил: «Он вам нравится в рабочей обстановке или лучше вырезать его по контуру? Может, на белом фоне он будет смотреться выигрышнее?» В собственных каталогах Мураками часто задействует и социальный контекст, и смежные виды искусства, и культурную традицию, тогда как Шиммель основной упор делает на самом объекте. Мураками снял очки, чтобы рассмотреть снимок вблизи, а затем уверенно произнес: «Мне нравится видеть окружающую художника реальность».

Обсуждение подошло к концу. Мураками сказал: «Очень хорошо», а Шиммель ответил с облегчением: «Аригато́»[50]. На стол были поставлены роскошные бенто, и Мураками роздал всем коробки. Джереми Стрик присоединился к нам уже перед самым перерывом. За обедом он сказал мне, что в работе директора музея «посещение мастерских – скорее удовольствие, нежели обязанность», и что «видеть еще незаконченную работу – это привилегия».

После обеда мы передвинули длинный стол туда, где стоял макет здания «Геффен контемпорари»[51] размером с кукольный домик. Этот выставочный павильон, переделанный из складского помещения площадью 35 тысяч квадратных футов, Шиммель называет «сердцем и душой музея». Внутри модели находились миниатюрные версии тех девяти десятков произведений искусства, которые Шиммель планировал показать. «Это будет как „Wonder Festival“[52]», – объяснил куратор. Вглядевшись в макет, Мураками улыбнулся. Кроме произведений искусства, можно было увидеть сувенирный магазин и бутик «Louis Vuitton». Шиммель создал несколько «полностью погружающих интерьеров», использовав обои с цветами и медузами Мураками. Он также воссоздал арт-базельский стенд Блюма и По 1999 года, который был посвящен творчеству Мураками. «Это ремейк предыдущих инсталляций, – сказал Шиммель. – Оставаясь внутри музейного пространства, мы можем побывать и на художественной ярмарке».

Эти двое уже уладили бо́льшую часть вопросов, и последний осмотр был простой формальностью. Мураками прижал ладонь к щеке, засмеялся, показал на макет и засмеялся опять, но, по мере того как он рассматривал инсталляцию, его лицо все больше хмурилось. Йоситаке и Саката посмотрели друг на друга, а потом снова на Мураками, ожидая реакции. Шиммель притих. Мураками дернул себя за бородку, протянул руку, взял шестидюймовую пенополистироловую модель «Овала» и поставил ее в центре самого большого зала. Шиммель глубоко вздохнул.

– Организационный комитет поставил передо мной только одно условие – не разрешать двигать «Овал», – сказал он. – Такая перестановка дорого обойдется. Для нее, наверное, потребуется кран, и для всей команды это будет страшная головная боль.

– Я говорю «проблема», но это ваша выставка, – сказал Мураками.

– Если честно, я думаю, что решение правильное. Верное соотношение. Экспонаты работают, – признал Шиммель.

– Пол, вы начальник, – сказал Мураками, кивая. – Я делюсь своими идеями и предоставляю свои произведения, а вы готовите выставку.

– Я посмотрю, что можно сделать, – ответил Шиммель.