Мураками сложил руки, как для молитвы, и быстро, но с чувством поклонился, не поднимаясь с места.
По пути из зала, где проходила наша встреча, Шиммель сказал мне: «При подготовке персональной выставки необходимо доверие художника к куратору. Такаси привносит массу идей. Он руководит организацией, масштаб и деятельность которой сопоставимы с МОСА. А там принято считаться с мнением художника, там не говорят „мы лучше вас знаем“. – Шиммель хихикнул. – Когда Такаси понял, что я стал членом его команды, мои полномочия беспредельно расширились!» Готовность, с которой Мураками прислушивается к чужим идеям, казалось бы, обратно пропорциональна его законным правам. «Меня поразила его непритязательность в отборе собственных произведений», – добавил Шиммель. В дальнем офисе была спокойная деловая обстановка; сотрудники администрации мельком взглянули на нас, когда мы проходили мимо. «Соблюдение сроков при подготовке персональной выставки решает все, – продолжал Шиммель. – Ретроспективные выставки, в отличие от тематических, создают впечатление всеохватности творческого наследия одного-единственного художника».
Удачная ретроспектива – это сочетание известного и неизвестного. «Куратору необходим свободный доступ ко всему материалу, и ему приходится рисковать вместе с художником, – объяснил Шиммель. – Честолюбие Такаси меня ошеломило. Он готов рисковать всем, что имеет. Именно так он поступил с „Овалом“». Шиммель еще не видел саму работу. Но, посмотрев фотографии, пришел к выводу, что к настоящему времени это самая значительная скульптура художника. «Увидеть величайшее произведение художника в конце экспозиции – это ее достойное завершение». Мы поднялись на лифте, и Шиммель провел рукой по седеющим волосам. «Лучшие персональные выставки получаются тогда, когда художник и куратор хорошо понимают друг друга и когда потрачены большие деньги, – признался он. – Когда от этого зависит их репутация… когда они оба ставят на карту свою карьеру».
Наше такси
наконец подъезжает к аэропорту Ханеда, являющего собой яркий пример модернистской архитектуры. Это один из самых оживленных аэропортов в мире. Пока мы ждем своей очереди на регистрацию, я замечаю огромное количество штампов в паспортах Блюма и По, что свидетельствует о постоянных перелетах, связанных с глобализацией их бизнеса. Хищный орел на синих обложках никак не сочетается с хризантемой – национальным символом, украшающим японский паспорт. Среди произведений Мураками его цветочные картины вызывают меньше всего споров. Кажется, Шиммель однажды назвал маленькие цветочные личики «конфетками», на что Филипп Сегало, консультант Пино, ответил: «Они восхитительны, совсем как круассаны с шоколадом. Невозможно удержаться, чтобы не взять хоть один». Однако если предположить, что Мураками обратился к национальному символу, наделив его зияющим отверстием, – а широко открытый рот считается неприличным, – то данный образ уже не кажется столь безобидным.Мы получаем посадочные талоны и отправляемся в зал ожидания, обсуждая мастерские Мураками. «Когда я прихожу в студию, я смотрю абсолютно на все, – говорит По, по-калифорнийски растягивая слова. – Дополнительная информация чрезвычайно важна, и не только о самом произведении, но и о том, как над ним работают. С Такаси теперь трудно, потому что эта информация рассеяна по разным студиям и половина ее записана на его жестком диске». Дилеры уселись в зале ожидания. «Студия в Мотоадзабу шлет послание. В нем говорится: „Мы не какая-нибудь неряшливая мастерская. Мы чистый, неиспорченный, профессиональный бизнес“. – По замолкает, а потом добавляет: – Конечно, организация абсолютно дисфункциональная, но это не главное».
Появляется Мураками в сопровождении сотрудников «Kaikai Kiki». Вслед за ними – четверо американских музейщиков. Они тепло приветствуют друг друга. Блюм и Мураками обнимаются, потом болтают по-японски. Художник говорит мне: «Приятно опять подружиться с Тимом». Мураками уже третий день одет в зеленые шорты, но сменил футболку на рубашку с короткими рукавами и бежевый полосатый пиджак в стиле Ямамото. По заводит разговор с Шиммелем. Йоситаке держит список того, что нужно обсудить с Юко Сакатой. Стрик и Демаре с японской непринужденностью сверкают своими цифровыми фотоаппаратами, а молодой человек с блестящими волосами до плеч записывает встречу на видео для архива «Kaikai Kiki». Объявляют рейс на Тояму; мы присоединяемся к японским служащим, дисциплинированно стоящим в очереди, чтобы сесть на «Боинг-777». У стюардесс «Японских авиалиний» розовато-лиловый макияж и огромные фиолетовые банты на шее. Качество обслуживания фантастическое, словно эти стюардессы – персонажи компьютерной игры.