Семь футов под килькой

– Мы-то уверены, а полиция с нами не согласна.

Тут заерзал Караваев.

– Что? – поинтересовалась я.

– Вообще-то Гусев выяснил, что вы правы, Афанасьев улетел из столицы в первый же день выставки.

– Откуда ты знаешь? – спросила я. И сама догадалась: – Ты был рядом с полковником, когда я ему звонила! Это для тебя он выводил меня на громкую связь?

– Какая ты умная, Люсенька!

– Не льсти мне, я еще не простила твои гнусные подозрения! Надеюсь, ты не делился ими с Гусевым?

Караваев замялся.

– Делился, – понял Петрик. – Небось примчался к другу-полковнику, пылая ревностью, и сразу такой: эй, брат Гусев, помоги мне вывести на чистую воду мою невесту, приставь к ней наружное наблюдение!

– Положим, наблюдение я сам осуществлял, – обиделся Караваев. – Ходил за вами, как бычок на веревочке, в кафе у дома заседал… А Гусев мне сам позвонил, когда вы стали этой утопленницей интересоваться.

– Мы ею по-прежнему интересуемся, – напомнила я. – Поэтому давай колись, что там выяснил Гусев.

– Ты не ошиблась: в пятницу, когда погибла Ольга Афанасьева, ее мужа в Москве уже не было. Он накануне вечером улетел.

– Ага! – в один голос вскричали мы с Петриком.

– И вовсе не «ага», – осадил нас Караваев. – У Гусева нет оснований считать смерть Афанасьевой убийством, и где был в это время ее муженек, не имеет значения.

– Да с Риточкой он был, – сказал вдруг Покровский. – В моем новом заведении они ночевали. Я видел утром, как они выходили, как раз в пятницу. Я подъехал пораньше – надо было маляров встретить, – как раз парковался на другой стороне улицы, вот и увидел их. А они меня и не заметили, ворковали, голубки…

Он печально вздохнул и поднял рюмку:

– Ну, за любовь!

– Я б тех голубков! – Караваев вмял правый кулак в левую ладонь, показывая, что он сделал бы с голубками на месте Покровского.

– Я ж не монстр какой, – выпив вишневку и закусив печеньем, меланхолично молвил Покровский, и мой любимый осекся, явно задумавшись: а он, что ли, монстр?

Я ехидно хихикнула.

– Не знаю, о ком вы говорите, я не видел всех этих людей, – влез Эмма. – Но если рассуждать логически, как в детективах, то все четко складывается в тему. У мужика была жена, она ему надоела, и он от нее избавился, но аккуратно, чтобы имущество, записанное на нее, осталось у него.

– Ну, за имущество! – сказал Покровский, самолично наполняя свою рюмку.

– Погодите, я хочу понять схему. – Петрик нетерпеливо пощелкал пальцами. – Афанасьев полетел в Москву, показался на выставке, записал там интервью, чтобы назавтра у него было алиби, и тем же вечером вернулся в Краснодар, так?

Караваев, персонально проинформированный полковником Гусевым, уверенно кивнул, остальные молча ждали продолжения.

– Вернувшись в Краснодар, домой этот коварный мужчина гражданской наружности не пошел, ночь до утра провел с любовницей, а днем явился в парк и утопил жену в пруду.

– Не… – открыл было рот Караваев.

– У… – начал Эмма.

– Все замечания потом! – Петрик прихлопнул ладошкой по столу. – Сначала я закончу свою мысль: он утопил жену в пруду и снова улетел в Москву, притворяясь, будто там и был все это время, верно? Вопрос: авиабилеты для этих стремительных перемещений в пространстве Афанасьев заранее приобрел или как? Если заранее, то, как по мне, это свидетельствует против него, потому что выдает коварный план!

– Минуточку, – сказал Караваев, встал и вышел со двора, на ходу вытаскивая из кармана мобильный.

– Пошел секретничать с Гусевым, – прокомментировал Петрик.

– Ну, за Гусева! – провозгласил Покровский и опрокинул очередную рюмку.

На него посмотрели с сочувствием и некоторым уважением. Видно было, что мужик твердо намерен надраться и непременно сделает это, несмотря на невысокую крепость домашней вишневки.

– Эмма, тащи еще бутылку! – велел Караваев.

– Эмма, завари чай! – распорядилась я.

Стало понятно, что мы с любимым опять не единодушны: он хочет помочь Покровскому напиться, я – протрезветь. Вот так и живем. В единстве и борьбе противоположностей.

Эмма безропотно встал и пошел в домик. Вернулся он с бутылкой вишневки и кратким донесением:

– Чайник поставил.

– Ну, за чайник! – признательно кивнул Покровский и потянулся к рюмке, которую предупредительно наполнил Караваев.

Мы выпили за чайник – почему нет, он еще бабушкин, можно сказать, заслуженный ветеран: тридцать лет в горячей точке на плите, – и тут вернулся Караваев.

– С билетами действительно интересная история, – сообщил он, бухнувшись на лавку, сцапав рюмку и уточнив: – За что пьем?

– За чайник, – подсказал неизменно любезный Эмма.

– Уже? – Любимый слегка удивился, но опротестовывать тост не стал. За что только не пил уже в своей жизни, видимо. – Так вот про билеты, слушайте внимательно. Где-то с месяц назад, то есть сильно заранее, секретарша Афанасьева купила для него билеты Краснодар – Москва – Краснодар в привязке к датам выставки. То есть в среду он улетел туда, а в воскресенье должен был вернуться. И Афанасьев оба эти билета использовал: в среду улетел, в воскресенье вернулся, так что все думали – он это время был в столице.

– А на самом деле? – не утерпел Эмма.