Женским. Смехом. Шаб обернулся. Звук доносился из конца коридора. Он шёл тихо, чтобы не спугнуть: на носках, вцепившись в рукоять и затаив дыхание. Стал под дверью, послушал немного, а потом резко вломился и направил меч на присутствующих. Служанки громко заорали от испуга, звон стекла наполнил комнату. Бокалы с разлитым вином разбитыми лежали на полу, а три служанки, решившие тайком скрасить свой вечер одним из королевских запасов, зажались по углам и молили Шаба не убивать их. Он разочарованно вздохнул и опустил меч. И внезапно его охватила ужасная злость. Они празднуют кончину Эдеи? Или Шейна? Что не придётся теперь ухаживать за больной королевой, а истеричный принц с манией серебряных кубков больше никогда домой не вернётся?
— Да как вы смеете…
— Ваше Высочество, прошу, помилуйте, — девушки упали на колени с мольбой. — Сохраните наши жизни!
— Вы знаете, где найти короля? — хорошо обдумав, спросил он.
Девушки едва заметно переглянулись и ничего не ответили. Шаб ухмыльнулся про себя: «Вот же сучки продажные».
— Если скажете, я не только не заберу ваши жизни, но и сам никогда никому не расскажу о том, что вы позволили сегодня сделать.
Они снова переглянулись. Глупые курицы, думали, что он совсем недалёкий и не заметит этого. У них же всё на лицах написано. И этот страх в глазах — даже им было нетрудно понять, какие у принца намерения. Одна из служанок кивнула остальным и позволила себе указать ему дорогу. Король не у себя в покоях, а в покоях их придворной дамы, и это она взяла вино из запасов, а им лишь позволила закончить начатое.
— Спасибо, — Шаб ухмыльнулся.
Служанки поклонились ему и не успели опомниться, как он захлопнул двери и подпёр их тяжелым предметом. Они знают, что он собрался сделать, но так не смогут никого предупредить. А когда их найдут, то жестоко накажут за вино, и никто уже не станет слушать их последние слова. Он ведь обещал, что не расскажет, но про то, чтобы показать, речи не шло.
Шаб направился в покои придворной дамы и резко, не таясь и боле ничего не стесняясь, распахнул двери. Зрелище было отвратительным: на полу и кровати валялось около пяти бутылок, а голые и пьяные король и дама были в самом разгаре любовных утех. Но предупреждающий удар Шаба мечом о стол заставил их взбодриться и обратить на него внимание. Кувыркания сразу же прекратились: служанка громко заорала и укуталась в простынь, а король, несмотря на вино и чрезмерный вес, очень даже резво вскочил с кровати, не прикрываясь. Шаб смерил их оценивающим взглядом, взглядом победителя.
— Как смеешь ты, мальчишка, врываться ко мне без спроса да ещё и наставлять на меня меч?! — гневно выкрикнул король. Стоя, в чём мать родила, он явно не понимал своего положения.
— Если бы я спросил разрешения, ты бы меня впустил? — спросил Шаб риторически. Ему едва хватало терпения, чтобы сдерживаться и не убить его вот прямо сейчас.
— Не низко ли нападать с мечом на безоружного? — король воззвал к его жалости и чести.
— О, моя мать тоже была безоружна, когда ты сжёг её на костре, — он насупился и, преодолев расстояние, приставил меч к горлу отца. И смотрел на него с таким презрением, с каким до сих пор ни на кого не смотрел.
— Это было не нападение. Это было спасение для неё.
Шаб разгневанно делает выпад, но королю каким-то чудом хватает ловкости уклониться, однако этим он только загоняет себя в угол. Дама, пользуясь случаем, хватает простыни и с криком выбегает, даже не пытаясь как-то помочь своему королю или ударить Шаба в спину.
— Вот стерва, — вздыхает король и смотрит принцу в глаза. Карие глаза полны ненависти и жажды крови, а рука, приставившая меч к его горлу вновь, даже не дрогнет. — Ты, должно быть, шутишь.
— Ты всегда воспринимал меня не иначе, как шутку. Но посмотри, где сейчас ты, а где я.
— Недалеко ушёл, — на это Шаб прижал острие плотно к коже, и пролилась первая, пока что малая кровь.
— Для тебя я всегда был лишь никчёмным седьмым принцем. Ты даже не предполагал, что очередь когда-то дойдёт до меня, но сам же непреднамеренно сдвигал её в мою сторону. И я, признаться, даже немного благодарен тебе за это, не более. Но ты посмел отнять у меня самое дорогое, и этого я не могу тебе простить, поэтому ты поплатишься, — ещё сильнее прижал. — Знаешь, а ведь семь — это удачное число. И я позабочусь о том, чтобы с ним считались!