Не повышая голоса, не угрожая. Это годится для бандитов или скитальцев среднего пошиба.
Сэл Какофония просто говорила. И все, кто не хотел умереть, ее слушали. Вот во что они должны были верить.
– Очевидно, нет, – отозвалась женщина, едва сохраняя ледяное самообладание. – Если предпочли вместо работы остановиться.
– О, не соглашусь. – Моя усмешка была кривой, как мои шрамы. – Вышколенный зверь знает, что пройти мимо и не представиться невежливо.
Наши взгляды встретились. Издалека я сочла ее богатой девчонкой, решившей поиграть в тяжелый труд, или наследницей одного из баронов, которая неохотно выполняет обязанности вместо жирного папаши.
Но когда она посмотрела на меня, я поняла, что это не так. Ее крепкий, словно кремень, хмурый взгляд привык исследовать каждый дюйм стали на предмет примеси, считать каждую монету, клещами вытащенную из кошеля. Он был тонким и острым, словно скальпель, взрезающий плоть, дабы найти слабое место.
Я видела такой взгляд у всякого убийцы, наемника и торговца, хорошо знающего свое дело. Эта женщина заработала каждую ленту своего костюма и с превеликой радостью натравит на меня своих тщательно отобранных головорезов, чтобы ее защитить.
– Ренита.
Но пока она ограничилась именем вместо клинка.
– Ренита Эвонин, – произнесла она с гордостью в каждом слоге.
– Эвонин, – присвистнула я. – Как «Эвонин и сыновья»? Которые делают виски?
– «Эвонин и семья», с тех самых пор, как производством занялась я, – жестко поправила она. – Ты о нас слышала.
Слышала. Как любой от Последнесвета до Нижеграда. Это имя, в конце концов, выжжено на плоти тысячи грядущих изменщиков, обманщиков и должников, у которых выдался неудачный день.
– И где же твой богатенький папаша? – поинтересовалась я.
– Перепоручает дело своей богатенькой дочери, – рявкнула Ренита. – Той, кто с легкостью может купить все эти автострелы, направленные на тебя, и крайне уютный гроб в подарок, если рискнешь выкинуть какую-нибудь глупость. – Она подала знак людям. – Из-за тебя я уже опаздываю. Будь так любезна, отойди, и я отправлюсь своей дорогой, не растратив на тебя ни болтов, ни плевка, которым намереваюсь тебя оросить.
А она вроде милая.
– До меня не доходили рассказы о щедрости Эвонинов, – произнесла я. – Но, думаю, никогда не поздно исправить это к лучшему. – Я выглянула из-под капюшона – на повозки за ее спиной. – Я вот, к примеру? Думаю, я могу сегодня побыть маленько благоразумной. Сдается мне, у вас тут избыток всякого добра. Дай мне то, что я хочу, и я с радостью уберусь с дороги, ебитесь дальше до Последнесвета.
Расслышавшие стражи хмыкнули. Забавное, должно быть, зрелище – грязная девица посреди дороги требует даров у Эвонин. Ренита, впрочем, не смеялась. Она смотрела так, словно я только что спросила, не родила ли она ребенка не из того места.
– Нервы у вас, сударыня, железные, – холодно бросила она.
– Я не попрошу многого, – подняла я ладонь. – Мешочек металла, пару бутылок виски, набор целителя… – Я умолкла, задумавшись. – А еще перо и несколько листов.
Ренита недоверчиво вскинула бровь.
– Для каких целей?
– Чтобы написать «Иди на хер, не задавай вопросов». – Я задержала взгляд на женщине из стражи, вернее, на ее мече. – И вот такой замечательный клинок. Вполне приемлемая для Эвонин просьба.
– Внесем поправку, – заметила Ренита. – Дело не в нервах, а в недуге мозга. – Смех стражей стал громче. – А кто ты, скажи на милость, такая, чтобы у меня сие требовать?
Я улыбнулась.
Приподняла капюшон.
И сказала.
– Сэл Какофония.
Смех умолк.
Стражи изумленно распахнули глаза.
Осмотрели меня с головы до ног.
Они искали повод уличить меня во лжи, заявить, что я просто дрянь, которая решила воспользоваться чужим именем. Но увидели татуировки на моих руках. Увидели шрамы.
Увидели Какофонию.
Побудь в этом деле с мое и начнешь наслаждаться мгновениями, когда твое имя узнают. Сперва – дикие глаза и неуютное ерзание. Потом приходит черед нервных переглядываний, поиски поддержки. А они уже сменяются страхом на лицах, судорожными вздохами и поисками пути к отступлению.
И когда эти мгновения случаются…
– Твою ж мать, это правда она.
…м-м, лучше секса.
Стражи переглядывались, перешептывались. И сквозь ворчание ротаков я слышала, как они обмениваются россказнями.
– Она этим своим гребаным револьвером прикончила больше двух десятков скитальцев.
Правда.
– Я слышал, она этой штуковиной остановила революционный танк.
Ложь.
– Однажды она перестреляла всех Черностражей до единого, потому что они украли у нее курицу.
Наполовину правда. Мы давненько враждовали. Но курица была отменная.
– …убила двадцать человек за ночь…
Шепотки все расползались.
– …тот сраный револьвер – чистое зло, демон…
Как яд по венам.
– …она нас всех убьет, просто отдайте ей, что там она…
И музыка в моих ушах.
– Довольно! – крикнула Ренита так громко, что все умолкли, и сердито глянула сверху вниз на парнишку рядом с собой. – Подстегни ротаков, Деннек. Пусть ее затопчут.
– Я пытаюсь! – возмутился Деннек. – Но, мэм… – Он уставился на меня огромными, широко распахнутыми глазами и с трудом вздохнул. – Они как будто знают.